— Когда работали те, вторые, я был у себя наверху… ну, там… на чердаке. Они стали подниматься ко мне. Я уже собрался уходить и вдруг слышу за дверью: «Икрам, нас вызывают. Надо сматываться»…
— Что? — вздрогнув, переспросил Ф.
— «Нас, — говорит, — вызывают»… — повторил Александр Нидгу.
— Нет, не то. Имя!.. Ты назвал имя…
— Икрам, — удивленно говорил философ.
Ф. стал одеваться.
— Ну-ка, отвернись! — сказал он спокойно. — Хватит на меня пялиться!
Доллары да пистолет — ни то ни другое лучше бы было не видеть философу, сказал себе Ф. Дышать, рассуждать и мыслить, возможно, он предпочел бы в технике откровений, но присутствие философа, или вообще — постороннего, тому отнюдь не способствовало. А если и является в этом мире небывалое, так оно должно проговариваться шепотом или между делом, — сказал себе Ф.
— Ты тоже, — сказал Нидгу, — подозреваешь во мне то, чего на самом деле во мне нет.
10
Ванда вошла в застекленный вестибюль главного корпуса, довольно прилично сохранившегося с прежних благословенных времен.
— Здравствуйте. Вы к кому? — корректно спросил ее некий молодой человек, тут же подвернувшийся под руку.
— Ванда Лебскина. Школа Драматического Содрогания. К председателю Комитета, — сказала женщина.
— Вам было назначено?
— Да. На сегодня в послеобеденное время.
— Председатель принимает в центральном траурном зале, у него сейчас посетитель. Будьте любезны подождать несколько минут, я вас приглашу. Присядьте, пожалуйста, — негромким отчетливым голосом проговорил молодой человек, указывая на скамью возле прямоугольной колонны.
Ванда села на скамью. В вестибюле было опрятно и чисто, просторные коридоры вели в оба крыла здания — правое и левое, где также были траурные залы, меньшие размерами и более скромные убранством. Поодаль на скамьях сидели с прямыми неподвижными спинами прочие посетители, где-то были даже небольшие очереди, впрочем, в другие кабинеты, так что они совершенно не беспокоили Ванду. В углу зала была лестница, ведущая вниз, где располагались туалетные комнаты и два небольших зала для прощания, весьма строго — чтоб не сказать: сумрачно — отделанные; без окон, с низкими черными потолками и с тусклыми настенными электрическими светильниками.
Ванда старалась здесь все получше увидеть; когда я буду отсюда далеко, сказала она себе, возможно, я буду хотеть припомнить все это в мельчайших подробностях, вплоть до последнего блика на полу или на стенах. Стану ли я сожалеть о прошедшем? спросила она себя, нет, я не стану сожалеть, ответила себе тут же. Я всегда буду в моем настоящем, сколько бы мне ни осталось, сказала она себе еще. Хоть бы мне даже осталось всего несколько мгновений дыхания и света в глазах, я все равно буду в моем настоящем, сказала еще она. Но могу ли я верить себе теперешней? спросила себя Ванда, ей хотелось ответить утвердительно, она почти готова была отвечать утвердительно, но все ж таки отчего-то не торопилась отвечать. Значит, возможно, смыслом своим она будет не только в своем настоящем, но также и в своем прошедшем или в своем грядущем, ведь так?
— Председатель Комитета ждет вас, — сказал молодой человек, вежливо склоняясь над Вандой. — Я вас провожу.
Ванда встала и направилась за ним следом. Грудь женщины вежливо и сдержанно колыхалась.
ebooksa