Прежде она много думала и старалась представить, как она войдет сюда, должен ли шаг ее быть простым, или он должен быть полон достоинства, или — требовательным, или каким угодно еще, но он обязательно должен быть каким-то и, пожалуй, Бог знает каким; впрочем, все это были не те категории, которые поддаются анализу или описанию, и вот теперь она забыла все свои построения: она вошла, забыв мысленно взглянуть со стороны, каков был ее шаг.
Они были знакомы несколько лет — Ванда Лебскина и недавно назначенный новый Председатель комитета по культуре Игнатий Перелог.
Перелог встал из-за стола и шагнул навстречу Ванде. За спиною у него была стена из стекла, в отдалении чернел пустой и холодный лес с небольшою примесью темной мохнатой хвои. По залу расставлены были сосуды гигантские, керамические, причудливой формы с экзотическими растениями, пестролистными и диковинными. Здесь было много воздуха и пространства, и рабочий стол Председателя комитета Перелога и кресла для посетителей казались попавшими сюда случайно, зыбкими, ненастоящими.
— Ванда, Ванда, это ты — Ванда!.. — говорил Перелог, сияя, будто начищенная медаль на груди у ветерана. — Ты не поверишь, для меня всегда праздник, когда ко мне приходят люди искусства, подобные тебе.
— А я думаю, что ты должен нас всех ненавидеть, — отвечала Ванда тоже с приветливою улыбкой на лице. — Ходим мы всегда за одним… Проблемы у нас всегда одни.
— Когда у меня есть деньги, я готов отдать их любому, кто ни попросит, — любезно возразил Председатель, усаживая свою гостью и тоже возвращаясь на место. — Лишь бы он был талантлив. Но деньги, как ты знаешь, у меня бывают редко, — развел он руками с видимым сожалением. — В такие минуты я ненавижу себя за то, что я всего лишь чиновник, пускай и руководитель Комитета… И единственное, что я могу дать тогда вам, — это мою к вам любовь.
Ванда кивнула и помолчала мгновение, будто принимая или впитывая приветливые слова Перелога.
— Я так обрадовалась, когда узнала, что тебя назначили Председателем комитета… — говорила она.
— Нам всем сейчас нужно быть очень сильными. Меня иногда спрашивают о моей программе, и я тогда отвечаю, что в ней раскаленными буквами написано только одно слово: сопротивление!.. Мы должны сопротивляться распаду, мы должны сопротивляться оскудению. И когда я думаю о тебе, Ванда, я говорю себе: вот одна из немногих художников, по-настоящему способных к сопротивлению, — на лице Председателя было выражение отчетливой, недвусмысленной серьезности.
— Я подала заявку… — вставила Ванда.
— И она рассмотрена, — согласился Перелог.
— Я хотела бы, чтобы мы уехали как можно скорее. Список участников поездки я приложила. Боюсь загадывать, но наши гастроли могут оказаться весьма плодотворными. Восемь европейских городов, и в каждом по два-три выступления… Мои ребята встряхнутся, окрепнут и поверят в себя…
— А цель поездки?.. — вздохнув, бесцветно спросил собеседник Ванды.
— Какая еще цель? — недоуменно взглянула та на Перелога. — Цель у нас одна: гастроли!..
— Это я понимаю, что — гастроли, — нахмурился Председатель комитета. — Но ты представь себе, что будет, если одновременно все уедут на гастроли. Да еще в Европу. Нет, Европа, конечно, будет в выигрыше… А мы?..
— Что — мы?! Я ведь не прошу у вас даже денег! У меня есть договоренность с принимающей стороной. Мне нужно только формальное согласие комитета на зарубежную гастрольную поездку сроком на один месяц. Для чего я и подала свою заявку.
— Заявка была рассмотрена, и комитет постановил считать данную поездку нецелесообразной. Посему я вынужден выдать вам официальный отказ, — сказал Игнатий Перелог и снова постарался занавесить лицо свое улыбкой максимально любезной и непроницаемой.
— Как нецелесообразной? — вспыхнула женщина. — Какой отказ? Я ничего не понимаю. Кто подписал этот отказ?
— Бумагу подписал я. Но решение принималось коллегиально.
— Но у меня частный театр. Я вообще плохо понимаю, почему я кого-то должна о чем-то спрашивать.
ebooksa