— Тогда у меня третья, — сказал Феликс.
— О, третья стадия великолепна! — сказал Ш. — При третьей стадии пищевод выворачивается, как носок, и кажется, что ты умираешь. Это блевотина-мучение, блевотина-изнеможение.
— Точно третья, — подтвердил Феликс.
— Но мне, конечно, милее четвертая, — сказал Ш.
— Это как это? — поинтересовался Мендельсон.
— Четвертая — это когда наутро в собственной засохшей блевотине находишь собственный аппендицит. Из этой стадии блевотины уже никакого спасения нет, разумеется.
Любопытство Феликса было уже растревожено.
— А пятая? — говорил он.
— Пятая, — отвечал Ш. мрачно, — это когда твоя блевотина сдвигает крышку твоего гроба.
Глаза Мендельсона округлились.
— А шестая? Шестая? — прошептал он.
— Шестая, — сурово сказал Ш., - была только у Бога…
— Когда? — спросил Феликс.
— На восьмой день Творения, — Ш. говорил.
Мендельсон захохотал; вернее, захохотать пытался, всеми силами пытался, но хохот вызвал у него лишь новый спазм, он в окно высунулся, застонал, захрипел, закричал, но стадию третью так перешагнуть и не сумел. Каждая стадия есть отдельный свой подвиг, и всякому человеку положен предел его подвига. Ш. терпеливо ждал друга и, когда тот вернулся, свободный уж от трудов своих рвотных, встретил его стаканом, до краев портвейном наполненным. Мендельсон головою замотал мучительно, но потом все-таки себя превозмог, пересилил и выпил, и Ш. аплодисментами жидкими приветствовал отчаянный поступок друга его. Двух его рук теперь не хватало для аплодисментов и для его нетрезвого энтузиазма, а больше у него не было рук.
— Ш., - сказал Феликс.
— Я здесь, — откликнулся Ш.
— Я могу тебе верить? — сказал Феликс.
— Как себе, — сказал Ш. — То есть — нет.
— Мне нужно, чтобы ты разбудил меня завтра с первым лучом ублюдочного солнца. Ты сделаешь это для меня?
ebooksa