Остров

– Надо придумать кличку для моего медведя. Капитан просто так не отвяжется, он замучил меня расспросами, а теперь добрался и до тебя. Смит служил в американском флоте и видел русских только издалека, вернее, наши, в смысле, русские подводные лодки. Причем встретились они где-то далеко от берега, в нейтральных водах, я не знаю, что там у них произошло, но Смит эту встречу, как мне кажется, будет помнить до могилы.

Я только успел подумать, что Смит при всех своих габаритах и командирском голосе не выглядит чувствительным и впечатлительным человеком, как Сильвер добавил:

– Это он еще не слышал наших речевых оборотов и словосочетаний, что звучат в моменты наивысшего душевного подъема или волнения. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Я ничего не понял, впрочем, в памяти что-то такое шевельнулось – Сильвер, скорее всего, имел в виду ненормативную лексику. Отец нечасто, но в те самые мгновения, обращался к этим емким и коротким словам, что помогали с упомянутым волнением справиться, а Терезе только и оставалось, что затыкать уши. Но ничего этого я Сильверу говорить не стал, а пошел в каюту Тэйлора, чтобы забрать посуду после завтрака.

Оба брата были там, они уже поели, и теперь каждый занимался своими делами – доктор чистил пистолет, а Тэйлор лежал на диване и смотрел в планшет. Весь вид хозяина «Изольды» говорил, что ему скучно, смертельно скучно – он украдкой зевал, сонно хлопал глазами и лениво водил пальцем по экрану. А когда я вошел, Тэйлор посмотрел на меня так, точно ждал новостей, которые разгонят его скуку, но мне сказать было нечего. Все в порядке, все нормально – рыба плывет рядом с бригантиной, завтрак для команды приготовили вовремя, дождя нет, туман немного рассеялся. В общем, не происходило ничего, все было, как и неделю назад, когда мы только покинули порт, и все уже привыкли к тому, что вместо карты по морю нас ведет оживший рыбий скелет.

Поначалу команду это взволновало, матросы постоянно толпились у борта и следили за нашим «проводником», но потом интерес иссяк, чему немало поспособствовал Смит. Он заявил своим неподражаемым голосом, что каждый, замеченный им у борта как во время вахты, так и вне ее, будет оштрафован и получит жалованье не в полном объеме. Это помогло, да и рыба, как и однообразное море вокруг, порядком поднадоела. Волновало одно – никто из нас не знал, куда мы направляемся и как долго пробудем вдали от земли. Но потом привыкли и к этой мысли. Еды и воды было полно, океан был спокоен, ветер дул ровный и попутный, и бригантина летела по волнам, делая те самые двадцать узлов, какими хвастался Тэйлор.

А сейчас Тэйлор с надеждой глянул на меня, но я принялся собирать со стола посуду. Лесли протирал детали пистолета специально тряпочкой, потом поднял полуразобранное оружие со стола, прицелился и тут же опустил его.

– Простите, Смит, – сказал доктор, глядя мне за спину, – я вас не заметил.

Я обернулся – на пороге каюты стоял капитан, но внутрь войти то ли не решался, то ли просто не собирался этого делать. Он посмотрел на меня, и я решил, что Смит сейчас спросит что-нибудь про медведей, но капитан обратился к Тэйлору:

– Прошу прощения, – сказал он, – но мне кажется, что вы должны это видеть. Я не уверен, что мы должны идти следом за этой рыбой, я бы изменил курс. И раз уж на то пошло, то я хочу сказать вам…

Но его никто не слушал. Тэйлор мигом вскочил с дивана и принялся одеваться, доктор быстро и ловко собрал пистолет, сунул его в кобуру на поясе и потянулся за своей курткой. Тэйлор опередил нас всех, он первым взбежал по лестнице и оказался на палубе. Осмотрелся и сразу определил, куда надо идти – у левого борта «Изольды» вопреки запрету толпились матросы, почти все, свободные от вахты. Был среди них и Сильвер, я заметил, как он говорит сначала с одним, потом с другим матросом, вернее, не говорит – он лишь перебросился с ними парой слов и отошел в сторонку. Мне сначала показалось это странным, но вскоре я об этом и думать забыл, стоило мне подойти к борту и посмотреть на море.

Оно изменилось, вид его был не тот, что прежде, что еще полчаса назад, когда я видел его в последний раз. По воде точно провели границу, настоящую, ощутимую, видимую реально – полосу мутно-серого цвета, выпуклую, точно искусственная неровность на дороге, что заставляет машины сбрасывать скорость. Эта полоса была еще заметна за кормой, она чуть вспучилась над морем и тянулась в обе стороны, сколько хватало глаз. Однако «Изольда» шла в прежнем темпе, только вода стала другой, прозрачной и неподвижной, бригантина скользила по ней, точно по стеклу, при этом совершенно бесшумно. И дно было близко, очень близко, на него падала тень нашего корабля.

Дно было неровным, как мне показалось, каменистым, неприятного черно-серого цвета. Камень точно присыпали золой или толченым углем, и эта взвесь еще не успокоилась, пересыпалась словно сама собой или в такт глубинному течению, и у меня появилось чувство, что земля внизу шевелится. Но это было еще полбеды – дно здесь населяли отвратительные твари, белые трубчатые черви с красными щупальцами и гигантские, до полуметра длиной, моллюски с полосатыми раковинами. Существ тут было столько, что местами они скрывали под собой дно, кишели на нем, переползали с места на место и жрали друг друга. Я сам видел, как огромная раковина стремительно распахнула створки и тут же захлопнулась, затянув в себя десяток, не меньше, красно-белых червей, и принялась быстро всасывать их внутрь, насыщаясь. Бежать червям было некуда, они сидели, будто приклеенные концами своих трубок к выступам на дне, и могли только спрятаться внутрь своего полупрозрачного жилища или ждать, когда моллюск нажрется до отвала.

– Мы станем этим после смерти, – я едва не вздрогнул, услышав это, повернулся и увидел рядом с собой одного из матросов, как мне показалось, того, с кем говорил Сильвер. Ростом чуть ниже меня, лысый и плотный, он широко раскрыл карие глаза и не отводил взгляда от моря, и говорил, не обращая на меня внимания:

– Ада теперь нет, рая тоже, есть только море, и скоро мы все окажемся там. Кто червем, кто крабом, кто медузой. Тебе что нравится? – Он толкнул меня локтем в бок и улыбнулся с таким видом, что мне захотелось отойти от него подальше и уж точно не принимать участия в разговоре. От его слов веяло безнадежностью и готовностью встретить самый ужасный конец, сродни тому, что показывают в триллерах. Мне показалось, что наши часы уже сочтены, что «Изольда» никогда не вынесет нас отсюда, что я никогда не увижу берег, Бристоль и что Тереза не узнает, где и как расстался с жизнью ее сын.

– Лично я бы предпочел крабом, – продолжал развивать тему матрос, – им хорошо живется, у них есть крепкий панцирь и вокруг всегда полно жратвы. Они лопают падаль, а этого добра в море навалом, хватает на всех…

– А я бы медузой, – подхватил кто-то сбоку, но я не видел говорящего и даже не собирался смотреть на него – дно под «Изольдой» притягивало взгляд. Кишащие внизу твари вызывали тошноту и отвращение, выступы поднялись тут к поверхности воды, и черви шевелились под ней, вытянув свои щупальца, точно пытались схватить бригантину подобно гигантскому спруту, о котором я наслушался рассказов еще в нашем с матерью трактире.

Я отошел от борта и отправился искать доктора и Тэйлора, заслышал издалека голос Смита и подошел к противоположному борту. Рыба никуда не делась, она скользила в толще воды уверенно и быстро, огибала корявые каменистые выступы на дне, лавировала между ними, как в лесу. Доктор и Тэйлор смотрели на дно, на их лицах читалось отвращение, смешанное с удивлением, а Смит стоял чуть поодаль и говорил, как ему казалось, негромко, но любой матрос, если бы подошел поближе, мог легко разобрать его слова:

– Я буду говорить откровенно, даже рискуя поссориться с вами. Мне не нравится эта экспедиция, мне не нравится это место, мне не нравится то, что происходит… Я чувствую себя овцой, которую ведут на бойню, и ведет эта… сушеная треска.

– Это селедка, – рассеяно отозвался доктор, не глядя на капитана. Лесли тоже не нравилось происходящее, как и Тэйлору, оба старались не показывать вида, но капитан этого не замечал или делал вид, что не замечает.