Остров

22
18
20
22
24
26
28
30

Дверь выбило внутрь, посуда валялась на полу, было очень душно и пахло гарью. Сильных разрушений тут не наблюдалось, правда, холодильник не работал, и когда я его открыл, изнутри запахло так, точно внутри летучие мыши свили себе гнездо. Я осмотрелся и решил для начала прибраться, а уж потом заняться обедом. Нашел ведро, собрал в него осколки и обломки, подмел пол, подумав, что надо будет его хорошенько отмыть, и занялся разбором завалов. Разобрал помятую и закопченную посуду, прикидывая, что из этого еще послужит, а что можно выкинуть, относительно целые кастрюльки поставил в мойку, а сильно помятые и закопченные относил к двери. Одна кастрюля показалась мне слишком тяжелой, в ней что-то шуршало и тяжело переваливалось, Я кое-как снял с нее покореженную крышку и заглянул внутрь.

Там сидела Марта, она свернулась в комочек, прижала хвост к впалому боку и зажмурилась, когда в глаза ей ударил яркий свет. И сжалась еще сильнее, точно пыталась сделаться маленькой и незаметной, а еще лучше – слиться со стенками кастрюли, но получалось у нее неважно. Она перестала жмуриться, уставилась на меня своими желтыми глазами и вдруг зашипела, но не зло, а испуганно, точно жаловалась. Я вытащил Марту из кастрюли, погладил ее по спине, и ящерица вцепилась всеми лапами мне в рукав, проползла до плеча и прижалась отощавшим боком к щеке. – Не бойся, – сказал я, – все закончилось. И теперь все будет хорошо. Тебя никто не обидит, никто не тронет.

И тут я почувствовал, как бригантина дрогнула, как ее мотнуло вправо-влево, из открытого иллюминатора послышались знакомые звуки – плеск волн о деревянный борт. Мы снялись с якоря, и «Изольда» повернула назад, к дому, и шла довольно быстро, если судить по ветру, что задувал снаружи.

Марта дрожала и продолжала шипеть, но уже не так громко. Она ухватилась когтями за воротник и не отпускала его. Вцепилась намертво, так, что ткань затрещала, когда я попытался снять ящерицу со своего плеча. Ничего не вышло, и заканчивать уборку мне пришлось с грузом на спине.

Я вытер со столов и плиты гарь, вытащил мусор в коридор, решив, что выкину его позже, потом вернулся на камбуз и первым делом нашел и почистил несколько морковок. Марта, почуяв запах еды, сама сползла на стол и принялась грызть морковь, а я воспользовался моментом и пошел в кладовку, чтобы провести ревизию оставшихся припасов. Посчитал и подумал, что если мы будем экономить, то вполне дотянем до Бристоля и не умрем голодной смертью, тем более вокруг нас море, а в нем полно рыбы. Овощей, правда, оставалось немного, и Марте придется посидеть на диете, что полезно для фигуры, но вредно для характера. И ей придется остаток пути проехать «зайцем» – доктор или Тэйлор моментально выкинут ее за борт, как только обнаружат. Решив, что эта задача мне по силам, я вернулся назад и едва не наступил на ящерицу – она прикончила морковь и бежала по моим следам. Увидела, уселась на полу и, улучив момент, оказалась на столе рядом со мной. «Помогая» чистить картошку, то и дело воровала из-под ножа ломтики тут же съедала и все никак не могла насытиться.

С того дня Марта повадилась бегать за мной, точно собака, и мне приходилось всячески изворачиваться и следить за ней, чтобы ящерица не выскочила за дверь. Я понимал, что после всего, что с ней случилось, ящерица боится оставаться одна. Но попадись она на глаза Лесли или Тэйлору – и все, это будет последний день ее жизни. Поэтому я наловчился обманывать ее, когда собирался выйти, или обгонять, закрывая дверь, которую сам повесил на обе петли, перед самым носом игуаны. К счастью, моих маневров никто не видел – два матроса, что остались с нами, Морган и Джойс, почти все время проводили, управляясь с парусами и штурвалом, а братья на камбузе не показывались, полностью доверив его мне.

Тэйлору было намного лучше, он, правда, сильно похудел, был очень бледным, но командовал по-прежнему, только из каюты выйти пока не мог. Доктор показал мне пулю, что Эрроу успел выпустить в хозяина «Изольды», и сказал, что брату помогла вода. Кровопотеря была очень большой, и он бы не дотянул до корабля, где, по счастью, остался нетронутым врачебный чемоданчик. Люди Сильвера то ли не обратили на него внимания, то ли попросту не успели его выпотрошить. И операция прошла успешно.

– Вовремя успели, – сказал доктор, – еще бы немного, и братец отправился бы следом за Сильвером, а этот поганец угодил прямиком в ад, в чем я ни секунды не сомневаюсь.

Я молча кивнул и принялся собирать посуду со стола, изредка посматривая на Тэйлора. Он лежал на диване, закрыв глаза, точно спал, но мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору. А еще я подумал, что выглядит он не так, как вчера. Неразговорчивый, сегодня он даже не порассуждал о том, как и когда вернется на остров, о чем поспешил сообщить нам, как только пришел в себя после наркоза и продолжал строить планы на будущее каждый раз, когда я его видел. И съел он сегодня меньше, чем обычно, и бледность его сегодня отдает в синеву. Но, возможно, мне просто показалось так в полумраке каюты.

Я ушел на камбуз, привычно просунул ногу в приоткрытую дверь и оттолкнул Марту, поджидавшую меня у порога. Она вообще часто сидела так, прислушивалась к каждому звуку и вертела головой, точно собачонка в ожидании хозяина. Она ждала Сильвера, скучала по нему, бежала к двери каждый раз, заслышав шаги, и я едва успевал перехватить ее по дороге. Не знаю почему, но мне была дорога эта колючая хладнокровная тварь, и я не мог заставить себя расстаться с ней – она связывала меня с прошлым, и пусть в нем было мало хорошего, и ошибок я наделал там немало, а Марта всем своим видом напоминала мне о тех днях. Она немного поправилась в боках и выглядела почти так же, когда Сильвер принес ее на «Изольду».

А Тэйлору между тем становилось все хуже. Он почти ничего не ел и плохо спал, и Лесли вконец извелся, не зная, чем помочь брату.

– Не понимаю, – говорил он мне, когда мы оставались вдвоем, – странно все это. Воду он пьет каждый день, и ничего не происходит. Улучшения нет, шов не заживает, да еще и температура поднялась, и держится, зараза. Я уж подумываю об антибиотиках, с другой стороны…

Он посмотрел на Джойса, ловко карабкающегося вверх по мачте, и, видимо, как и я, вспомнил того калеку, что еле переставлял ноги, пока не искупался в пруду. А загнал его в воду именно Тэйлор, загнал, угрожая пристрелить, и привел бы угрозу в исполнение, вздумай Джойс отказаться. И вот как все обернулось…

Дальше стало еще хуже – у Тэйлора начался бред, он с трудом узнавал нас, повязка на животе постоянно была мокрой от крови. Доктор и сам почти перестал спать и есть, не отходил от брата и все чаще отсылал меня обратно, когда я приносил им обед. Так прошло три или четыре дня, когда я утром задумался, а стоит ли вообще сегодня что-то готовить: я мог обойтись и бутербродами, а братьев я не видел со вчерашнего дня и никаких распоряжений мне не поступало.

Марта сидела на полу рядом со своей миской и завтракала нарезанными яблоками, когда в коридоре раздались шаги – кто-то быстро шел в нашу сторону. Я только успел сообразить, что происходит, как Марта подняла голову, прислушалась и моментально оказалась у двери. Она распахнулась, ящерица ловко увернулась, чтобы не получить створкой по носу и оказалась один на один с доктором.

Выглядел он неважно – бледный, заросший, еще больше похудевший, да так, что одежда висела на нем мешком. Лесли ввалился в кухню и сказал с порога:

– Данила, приготовь нам что-нибудь… – и осекся, перехватил мой взгляд и посмотрел вниз. Дергаться было бесполезно, Марта глядела на доктора: она уже поняла, что перед ней чужой, вздыбила гребень на спине и приготовилась к драке. Ящерица намеревалась защищать свою территорию до последнего и сразу потерпела поражение.

– Ах ты дрянь, – протянул доктор, – зеленая гадина. Тебя тут только не хватало. Пойдем-ка со мной.

Он ловко схватил Марту за шкирку и, держа ящерицу на вытянутой руке, понес ее по коридору к трапу. Я бросился следом, просил доктора отпустить игуану, но он меня точно и не слышал. Всю злость, ненависть и ярость, что предназначались Сильверу, доктор готовил обрушить на Марту, извивающуюся в его руке и громко шипящую.

– Не надо, – просил я, – не надо, пусть она останется. Она не сделала нам ничего плохого, я отдам ее кому-нибудь, когда мы вернемся в Бристоль…