Тьма между нами

22
18
20
22
24
26
28
30

За последние дни мне удалось отколупнуть еще полдюйма штукатурки и раскромсать часть доски. Цель близка, потому что, лежа на полу и прижавшись к дыре ухом, я слышу, как тарахтит бойлер. Если я могу разобрать даже такие тихие звуки, значит, друг Нины точно услышит меня, когда я буду звать на помощь. Судя по глубине отверстия, я приближаюсь к последнему слою гипсокартона; главное — не пробить его и не сделать сквозную дыру, которую Нина наверняка заметит снаружи. Тогда все труды пропадут втуне. Чтобы не рисковать, я начала ковырять еще одну брешь.

Молчание Нины меня изводит. Стараясь как можно меньше греметь цепью, подкрадываюсь к дверному проему и выглядываю на лестницу. Дверь распахнута настежь, Нины нет. Я начинаю спускаться и с облегчением вижу, что картонка на месте.

Сегодня приглашения к ужину явно не будет, поэтому я спускаюсь сама и сажусь на обычное место. Подноса со ставшими уже такими привычными витаминами, семенами и добавками нет; вместо металлических столовых приборов снова лежат пластиковые. Стол накрыт кружевной скатертью моей бабушки, которая от неумелой стирки села и приобрела грязновато-серый цвет. Нина меня наказывает. Но если не из-за дыры в стене, тогда за что же?

Осмыслить это я не успеваю, потому что она появляется в дверях с большой керамической формой, над которой поднимается пар — надо думать, снова рагу. Еще она несет нож и хлеб. Я улыбаюсь и здороваюсь, однако в ответ получаю лишь дежурное приветствие. Нина в очень плохом настроении.

Она раскладывает густую вязкую жижу половником по тарелкам и разрезает хлеб. Когда я протягиваю руку, чтобы взять кусок, она злобно зыркает на меня и цедит, что сегодня мне хлеб не положен. Молча едим. Картофельное рагу с мясом отвратительное, но я не жалуюсь, чтобы не раздражать Нину еще больше. Выжидаю пару минут и заговариваю о своем уплотнении. Это последняя отчаянная попытка перетянуть ее на свою сторону — на сторону здравого смысла.

— Что значит «дает о себе знать»? — спрашивает она с недоверием и издевкой.

— Болит. В последнюю пару недель в груди появилась тупая пульсирующая боль. И, кажется, я нашла вторую шишку под левой рукой.

— Кажется или действительно нашла?

— Ладно: я нашла нечто похожее на еще одно уплотнение.

Показать она не просит и ни о чем больше не спрашивает, что убеждает меня в истинности подозрений, которые мучили меня в последние недели, — Нине все равно. Однако вместо уныния я преисполняюсь решимостью.

— Думала, для тебя это важно, потому и сказала.

Впервые за вечер Нина смотрит мне прямо в глаза и бросает с неприкрытой злобой:

— И чего ты от меня ждешь?

— Сама знаешь, — вежливо говорю я. — Помощи. Мы попробовали твой метод. Я изменила диету, принимала лечебные травы, прочла все книги, которые ты мне оставляла… Уплотнения растут и множатся. Мне нужно к врачу.

Нина пожимает плечами.

— Ты даже не старалась, чтобы мой метод помог.

Она провоцирует меня, и мне стоило бы отступить, чтобы не ввязываться в неравный бой. Однако на кону моя жизнь, так что буду стоять до конца.

— Я сделала все от меня зависящее. Твой метод мы испытали, пришел черед попробовать мой.

— Брось, Мэгги, хватит врать. Твой план не сработает. Бьюсь об заклад, ты прыгала до потолка, когда нашла первую шишку, решив, что это твой билет на свободу.

— Как можно радоваться опухоли? Не говори ерунды! Прошу проявить немного сострадания. Да, я совершила несколько ужасных ошибок, и ты, возможно, больше не считаешь меня своей мамой. Но, нравится тебе это или нет, ты не перестала быть моей дочерью. Я прошу тебя о помощи.