Тьма между нами

Мое заключение длится уже два года — по крайней мере, так говорит Нина. Сама я потеряла счет времени. Чтобы отметить первую годовщину, она заказала двуслойный бисквитный торт и заплатила пекарю, чтобы он украсил его тюремной решеткой из крема и зажженной свечой. На второй год, разрезая пирог пластиковым ножом, я обнаружила внутри пилочку для ногтей — не металлическую, на тканевой основе, совершенно бесполезную. Интересно, что она запланировала на следующий год? Надеюсь, эта маленькая шпилька поможет мне выбраться раньше…

Все прошлые мои попытки сбежать были совершенно безрассудными и отчаянными. В первый раз, вскоре после заточения, я швырнула табурет в ставни, но те даже не погнулись, зато от табурета отвалились две ножки. И когда вечером Нина открыла дверь моей спальни, чтобы перестегнуть цепь и выпустить меня на ужин, я набросилась на нее с одной из них. Она заметила мою тень, когда я замахнулась, и успела пригнуться, так что удар пришелся по руке, а не по голове, как я планировала. Нина вырвала палку из моих рук и стала колотить меня по ребрам. Испуганная ее яростью, я даже не сопротивлялась, понимая, чем все это может закончиться. Однако вместо того, чтобы смириться и бросить попытки, преисполнилась еще большей решимости сбежать.

В следующий раз, когда я запустила свою тарелку с обедом в окно столовой, Нина вырубила меня, ударив по голове винной бутылкой. Я очнулась и обнаружила, что обмотана, как мумия, цепью, пристегнутой к лодыжке. Так и пролежала два дня в собственных испражнениях, пока она меня не освободила.

Чтобы выбраться, я пробовала все, даже крышкой сливного бачка раздробила батарейку в надежде, что содержащаяся в ней кислота растворит звенья цепи. Но вместо свободы получила лишь болезненные химические ожоги. Единственное, чего я не пробовала, — устроить пожар, и то лишь потому, что у меня не было доступа к легковоспламеняющимся предметам.

Я заливала ванную и забивала канализацию, чтобы вынудить Нину пригласить в дом посторонних. Когда прибыл сантехник, она связала меня и накачала наркотиками, чтобы я не смогла ее выдать.

Так мы и живем в бесконечном противостоянии: я ищу новые способы побега, а Нина мешает мне и назначает наказания. Возможно, шпилька изменит баланс сил.

Наконец, появляется Нина с двумя тарелками очередного малосъедобного жаркого. Ужин проходит за вежливыми бессмысленными разговорами ни о чем. К моему облегчению, о Хантере и его смерти Нина больше не вспоминает.

Несмотря на вымученную, натянутую атмосферу, я всегда с нетерпением жду этих ужинов, потому что они — мой единственный шанс на человеческое общение. Мне шестьдесят восемь, и я очень боюсь потерять рассудок. Память уже начинает временами отказывать. Ученые доказали, что одиночество усугубляет развитие слабоумия и болезни Альцгеймера. Поэтому я так цепляюсь за книги и редкие разговоры с Ниной — это моя последняя возможность поддерживать активность мозга, чтобы в конце концов не угодить в еще более страшное заключение, из которого уже точно не будет выхода.

Однако сегодня я не могу дождаться окончания ужина: отказываюсь от десерта под предлогом, что у меня болит голова, и прошу позволения вернуться к себе. На удивление, Нина даже приносит таблетки от головной боли. Они в упаковке, поэтому я могу быть спокойна, что это не слабительное. Она помогает мне подняться наверх, перестегивает цепь и желает спокойной ночи.

Впереди у меня два дня, чтобы освободиться, однако ждать я не намерена и сразу принимаюсь за работу. Разгибаю шпильку и складываю один конец в виде крючка. Подвигаюсь поближе к лампе, беру неисправные очки и приступаю. Не то чтобы я знала, как это делается, — так, видела пару раз в фильмах. Сначала просто проворачиваю — ничего не происходит. Я не расстраиваюсь: глупо ожидать, что получится с первого раза.

Кручу булавку во все стороны: по часовой стрелке, против, вверх, вниз, назад, вперед — пытаясь поддеть и ослабить пружину. Не знаю, сколько проходит времени, но когда я поднимаю голову, на улице уже темно. Пора ложиться. И тут раздается щелчок. Я перестаю дышать. Получилось?!

Дергаю замок — тщетно, не подается. Шевелю булавкой — она ходит свободно. Почему тогда не открывается? Достаю шпильку и внимательно ее осматриваю. Загнутый конец отломился и остался внутри.

«Нет! Только не это», — бормочу я и прижимаю ладони к груди, словно в молитве. Переворачиваю замок и трясу его в надежде, что обломок выпадет. Но ничего не происходит. Тогда я стучу им по кровати и по полу. Бесполезно. «Не паникуй», — говорю себе. Впереди еще два дня, чтобы все исправить и попробовать снова.

Я очень надеюсь, что у меня получится, потому что не уверена, хватит ли сил для новой схватки с дочерью.

Глава 22

Нина

Я открываю дверь, чтобы пригласить Мэгги на ужин, и тут же понимаю: что-то неладно. Она смотрит на меня как испуганный кролик, ослепленный светом фар. Значит, опять взялась за старое. Как не вовремя: у меня сегодня планы на вечер… Теперь придется забыть о них, пока не выясню, что она натворила.

— Привет, — начинаю я нарочито спокойно и внимательно осматриваю комнату.

Если не считать инцидента со штопором, Мэгги давно не предпринимала попыток к бегству, и я уже начала задумываться: а не сломалась ли она. Это одновременно и радовало меня, поскольку говорило о моей победе, и тревожило, потому что мне нужно было, чтобы она хотела на свободу и мечтала о мире за окном. Как только Мэгги смирится, заключение перестанет быть наказанием. Я не в восторге, когда в меня вонзают вилку или запускают тарелкой в голову, но вспышки насилия показывают, что она еще борется. А значит, ей больно. Мне нужно, чтобы ей было больно, чтобы она раскаялась.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.