Состояние у новой настоятельницы было близким к паническому. Проводив после поминок многочисленных гостей, а потом и игуменью, Ермия собрала монастырский совет, на который позвала и Веру, и все вместе стали думать, что делать дальше.
Проблем хватало. Софрония и Авделая категорически отказались нести послушания в библиотеке и трапезной и собрались уходить из монастыря доживать свой век в городских квартирах. Применив всю силу личной дипломатии, Ермия уговорила их остаться хотя бы на время – читать и петь на клиросе.
То, что пришлось временно закрыть библиотеку, еще можно пережить, хотя книги в монастыре нужны не только для личного чтения, но и для храма. Но кухню-то надолго не закроешь! Хотя что библиотека и кухня? Монахинь мало, а работы столько, что от одной мысли зубы сводит – впору монастырь закрывать!
На следующий день после отъезда высоких гостей и игуменьи на трапезе ели наспех сваренный Ермией суп из консервов, привезенных паломниками. Софония сидела с края стола, с трагическим видом макая мякиш деревенского хлеба в баночку сардин, и молчала. Из солидарности с ней Ав делая и Евпраксия готовить тоже категорически отказались. Галактиона согласилась только изредка помогать. Кашеварить вызвался было отец Павел, но его вовремя остановили, помня когда-то сваренные им макароны.
4
Обрела ли Вера веру, сложно сказать. Лучше спросить у нее самой. Впрочем, вряд ли она смогла бы ответить однозначно – вопросов и недоумений по-прежнему оставалось немало. Монахиней становиться она, конечно, не собиралась. Но после всего пережитого ей было уже совсем не все равно, что станет с этим монастырем.
Поняв, что никто не готов принимать на себя ответственность за такой стратегический объект, как трапезная, и все запостятся так до гастрита или язвы желудка, Вера распаковала собранную было дорожную сумку, решительно надела белый фартук и направилась на кухню, уточняя по телефону секреты мастерства у давней своей городской подруги Надежды, пользовавшейся заслуженной кулинарной славой. А через пару дней, поняв, что без нее пока никак, выпросила отпуск за свой счет и на месяц осталась в монастыре.
Надо сказать, решение разнообразных монастырских проблем ей явно пошло на пользу: она подобралась, забыла про уныние, стала решительнее, увереннее, тревожные сны прекратились, а на очередной телефонный звонок бывшего мужа ответила так, что тот поперхнулся и впредь стал разговаривать заметно уважительнее.
Среди прочего Вера взялась за «трудоустройство» паломников, приезжающих на могилку отца Трифона. Что просто так туда-сюда сновать? Навели порядок в трапезной, расчистили общими силами заброшенную часть корпуса, начали приводить в порядок разрушающиеся стены, сад и оставшуюся территорию. Видя такую активность, солидные люди из числа духовных чад отца Трифона пообещали устроить новую гостиницу и отремонтировать стены.
В свободное время Вера стала и на клиросе помогать читать, хотя Ермия еще долго вздрагивала, а Авделая ехидно хихикала, когда по привычке Вера произносила в церковнославянских текстах «ё» вместо «е».
При ближайшем рассмотрении Галактиона оказалась старушкой бойкой и доброжелательной.
Вызвалась готовить с Верой по очереди, поразив всех умением печь вкуснейшие пироги с самой невообразимой начинкой. На столе появились разносолы, еда приобрела красоту, аромат и вкус, что всех весьма обрадовало. Только Софония тяжко вздыхала, поднимала глаза к потолку и демонстративно широко крестила свою тарелку дополнительно к благословению отца Павла.
Заслышав о переменах в монастыре, попросился на работу Николай Степаныч – «Стаканыч», пенсионер, бывший сосед печальной памяти Никитишны. Одинокий, дома сидеть скучно, опыт охраны территории есть – что на месте сидеть? Человеком Степаныч оказался вполне толковым, был поставлен «на ворота», освободив сестру Галактиону, с радостью перебравшуюся на кухню, и отнесся к своему дежурству с полной ответственностью. Вопреки опасениям, злоупотреблять напитками в монастыре не посмел, а в доверительных беседах признавался, что даже один взгляд новой начальницы Ермии имеет отрезвляющее, целительное действие. «И вроде не кричит, но так посмотрит! А уж когда вразумлять этими непонятными словами начнет…»
5
Через неделю после отъезда игуменьи вернулась Виктория. Со слезами и полным раскаянием. Из ее сбивчивого и смущенного рассказа выяснилось, что когда Вася убедился в самых решительных намерениях девушки создать семью, то сразу ее бросил: романтические, ни к чему не обязывающие отношения с «монашкой» были увлекательны, ими можно было похвастаться друзьям, но жена? Нет! Он молодой и хочет еще пожить для себя.
Вика, конечно, переживала, опасаясь, что ее погонят с позором. Но, вопреки всем страхам, ее приняли обратно без нравоучений и упреков и даже чисто по-женски посочувствовали. Не считая ворчания Авделаи, конечно.
А на следующий день, к потрясению всех монахинь и жителей поселка, внезапно забил родник в заброшенной часовне. Да, да, именно там, где сто лет назад вешался несчастный Хворобов. Да так забил, что вода сорвала доски, закрывавшие сход в купель.
Кто-то испугался и заговорил о знамениях последних времен, но отец Павел решительно заявил, что бояться тут нечего, и это, наоборот, знамение доброе. Прибрались в часовне, украсили иконами, отслужили первый за сто лет молебен и освятили в честь святой мученицы Фаины Анкирской.
Когда сестры вернулись с освящения, у входа в монастырь их ждал еще один сюрприз: на пороге монастыря с рюкзаками за плечами, робко улыбаясь, стояли три девчушки из числа паломниц. «Хотим, – говорят, – в монахини. И нет, не передумаем!»
Ермия аж руками всплеснула. Это что же получается, монастырь теперь не закрывать надо, а, наоборот, новые кельи обустраивать?
ebooksa