— Вы очень дисциплинированный водитель, — сказала она не без иронии и даже с некоторым презрением.
— Да, очень, — ответил я.
Я глянул на нее. Она раскинулась на своем сиденье, как раскидываются в гамаке, чтобы вздремнуть после обеда теплым воскресным днем.
— Я расцветаю, когда мчусь на большой скорости, — сказала она.
— Да, и жизнь вам кажется интереснее, не так ли?
— Совершенно верно. — Она положила голову на мое плечо.
— Тогда попробуйте прыжки с парашютом.
— Вы противник быстрой езды?
— Нет, просто моя работа и так предоставляет мне достаточно острых ощущений, и у меня нет необходимости проявлять излишнюю инициативу.
Она улыбнулась и, дернув ногами, сбросила туфли. Затем, опершись о мое плечо, пальцами правой ноги опустила до упора стекло со своей стороны, вновь надела туфли и высунула ноги наружу. При первом же толчке туфли улетели в темноту.
У выезда на автостраду полицейский остановил свою машину и сделал нам знак проезжать. Скорость возросла до ста пятидесяти.
Когда мы проезжали Роухей, герцогиня спросила:
— Знаете, почему я терплю все ваши грубости?
— Нет, не знаю.
— Потому что я чувствую, что вы нуждаетесь во мне.
— Я нуждаюсь в вас?
— На своей старой колымаге вы были бы сейчас только в Джерси-Сити.
Я вынужден был признать ее правоту.
— Куски всех этих коленчатых валов валялись бы сейчас по всему туннелю Холланда.
— В машине только один коленчатый вал, и мы проезжали туннель Линкольна.