Родерик кивнул.
– И относительно дома Пеле. Наши ментаты-бухгалтеры провели тщательный аудит и получили доказательства того, что отец Табрины не докладывал обо всем объеме своей прибыли, желая сократить имперские налоги. Мы обложили их крупными штрафами, а Блантон Давидо уже погиб от рук главного инквизитора. Они достаточно наказаны.
– Конечно, нет! Наемник не может занять место того, кого следует наказать. Пусть перед Квемадой предстанет Омак Пеле.
Родерик был настроен скептически.
– Императрица Табрина будет решительно возражать.
– Моя жена может занять место отца, если пожелает. Лорд Пеле скрылся, как только разразился скандал, но я уверен, мы можем его найти.
Родерик закрыл глаза и заметно кивнул.
– Мы его найдем.
Они вдвоем прошли в портик, уставленный статуями, изображавшими героев джихада. В нехарактерном для него приливе родственных чувств император обнял брата и прижал к себе.
– Жаль Нанту. Мы накажем тех, кто в этом виноват.
У Родерика перехватило дыхание, он едва не задохнулся. Они с Хадитой никогда не забудут дочь. Чтобы отомстить за ее смерть, нужно уничтожить батлерианское движение. Голос принца напоминал ворчание зверя.
– Мы уже знаем виновника.
Через два дня после выхода приказа об аресте ее отца на Пеле императрица Табрина без предупреждения ворвалась в кабинет Родерика. Поразительно красивая женщина с темными миндалевидными глазами двигалась с изяществом кошки. На ней было длинное платье из блестящей ткани цвета золота и рубина.
– Моего отца не будут допрашивать, – решительно заявила она. – Блантон Давидо умер в руках главного инквизитора, а дом Пеле уже заплатил недостающие налоги плюс нелепо громадный штраф. Дело закрыто – заставь Сальвадора образумиться и прекратить это безумие! Нужно забыть об этом неприятном эпизоде. После мятежа батлерианцев империя нуждается в спокойствии. Нам надо вернуться к нормальной жизни.
Глядя на свирепую Табрину и зная, какое отвращение она испытывает к Сальвадору, Родерик мог думать только о том, как сильно любит Хадиту и детей. И Нанту.
Родерик не встал из-за стола.
– Я никогда не вернусь к нормальной жизни, Табрина. Моя дочь убита из-за батлерианского бунта, и я не намерен забывать ни об этом, ни о повинных в ее смерти фанатиках.
Императрица покраснела и смутилась.
– Да. Мне очень жаль. Я помню твою милую крошку… – Она сжала руки, вздернула подбородок. – Значит, ты можешь меня понять, когда я стараюсь спасти отца.
– Понимаю… Но в отличие от твоего отца моя бедная девочка ничем не провинилась.