Белые конусы юрт и темные пирамидки палаток аккуратными рядами уходили к горизонту. Между ними на равных интервалах друг от друга, на перекрестьях палаточных «улиц», горели в огромных круглых котлах огни. Их свет иногда выхватывал из окружающего полумрака причудливые движущиеся фигуры.
Ветер шевелил тяжелые знамена с обтрепанными краями, экзотическими эмблемами и причудливыми фигурами и украшениями. На кухонных кострах готовили мясо. Пряности, с которыми его варили, были незнакомы Бринду, но он даже с такого расстояния чуял их аромат. И на всей огромной территории лагеря люди, румели и представители других сходных форм жизни либо сидели у костров, либо замирали по стойке смирно, когда к ним обращался старший по званию. Опытным взглядом полководца Бринд оценил раскинувшееся перед ним расположение в двадцать-тридцать тысяч воинов, и Бор знает, сколько еще их было за горизонтом. На одних сверкали доспехи, другие были укрыты темными плащами, однако Бринда поразило одно – их сходство с людьми из его мира. Даже одежда у них была не намного причудливее той, что можно повстречать в отдаленных уголках Бореальского архипелага, – факт, который одновременно и взволновал его, и утешил. Два абсолютно разных мира обладали сходными характеристиками, как если бы в их основе лежала некая общая сущность. И это подтверждало ту версию истории, которую принесла с собой Артемизия: их миры были двоюродными братьями в культурном отношении.
Подошел Рандур с открытым от удивления ртом и едва выговорил:
– Чтоб меня. Ты глянь!
– Впечатляет, не правда ли? – отозвался Бринд.
– Тебе нужна была армия, начальник, – продолжал Рандур. – Похоже, ты ее получил.
– Не совсем. Нам еще предстоит убедить их воевать на нашей стороне.
Так они и стояли, оглядывая обширное пространство перед собой и гадая, что бы могло значить то или иное приспособление, пока кто-то не рявкнул у них над ухом на языке, которого Бринд не понимал.
Зато он сразу понял, в чем дело.
Мысленно кляня себя за то, что, захваченный зрелищем, он позволил себе забыться и ослабить контроль своих органов чувств, он поднял обе руки, несмотря на саблю, беспомощно висевшую у него на боку, и сделал Рандуру знак последовать его примеру. Только после этого Бринд огляделся, ища источник звука.
– Что такое? – спросил Рандур.
– Ничего. Просто у них есть охрана, что меня как раз интересовало в какой-то степени, – прошептал Бринд. Воинам, которые, как он слышал, приближались к ним откуда-то из темноты, он крикнул: – Я командующий Латрея, командир Ночной Гвардии, старший офицер армии этого мира! Я вступил в союз с Артемизией, и это по моей просьбе она привела вас сюда. – Заметив, что ему не отвечают, он добавил: – Добро пожаловать на остров Й’ирен…
– Альбинос, – раздался наконец приглушенный голос, и кто-то зашептался на незнакомом языке.
– Ты что, видишь их своим чудны́м зрением? – спросил Рандур.
Бринд вглядывался в их непосредственное окружение: вершину холма окутывала тьма, он различал лишь вытянутые силуэты кустов да очертания рельефа. Голос, отдававший приказы на чужом языке, определенно шел откуда-то снизу, со склона, но там было пусто, только корявые деревья, валуны да смерзшаяся грязь. Его тревожило то, что он не в состоянии разглядеть чужеземных солдат даже усиленным зрением.
Вдруг вблизи хрустнула ветка, заставив его повернуть голову. Тут он кое-что увидел: дождь льнул к четырем полупрозрачным фигурам, которые двигались им навстречу. Если бы не вода, обрисовывавшая контуры их тел, их вообще нельзя было бы разглядеть, как будто они не присутствовали здесь физически.
– Я все еще ничего не вижу, – сказал Рандур.
– Я вижу. – И Бринд указал на четырех незнакомцев цвета воды. – Тебе при таком свете ничего не видно, но они здесь. Четверо.
– Черт, я вижу их отпечатки в снегу! – Рандур вздрогнул, его рука рванулась к мечу на поясе.
– Все в порядке, – удержал его Бринд. – Помни, они на нашей стороне.