Заметив нас, он прекратил пускать «стрелы» и сказал по-английски: «Если вы еще можете меня слышать, ребята, то я нашел Ивана». (Весьма примечательно, что он знает мое имя!) Он повторил это несколько раз, после чего с видимым спокойствием стал ждать, пока мы его подберем.
Тщательное изучение его снаряжения не выявило никаких взрывных устройств. В маленьких контейнерах оказались аккумуляторы, снабжавшие скафандр энергией. Одна из трехсотлитровых цистерн была наполовину заполнена жидкой питательной смесью, другая, тоже наполовину, – отходами жизнедеятельности человека. Питательная смесь подавалась к космонавту по пластмассовой трубке, которая была вмонтирована прямо в лицевой щиток шлема так, что он мог есть, просто прикладывая к ней губы и посасывая. Удаление отходов производилось с помощью похожей, только более громоздкой системы, которая показалась нам весьма эффективной, хотя и создающей определенные неудобства, что подтвердил впоследствии и сам космонавт. Все оборудование скафандра оказалось в рабочем состоянии, а воздух внутри – вполне пригодным для дыхания, хотя и слегка затхлым. Длинный цилиндр был еще на треть полон «стрел». Сами «стрелы» выпилены или вырублены из стали или какого-то другого металла (по-видимому, на это пошли облицовочные плиты корабля) а тетива лука изготовлена из куска отличного троса, сохранившего упругость несмотря на холод межпланетного пространства.
Совершенно очевидно, что стрельба из лука преследовала цель вывести космонавта на такую орбиту, где мы могли бы перехватить его, хотя расчет и проведение такого маневра лежат на грани фантастики. Сам парень говорит, что для того, чтобы поддерживать нужный темп стрельбы, он декламировал разные стишки, вроде «Дом, который построил Джек», якобы задававшие ему определенный ритм; «стрелы» у него были приблизительно одинакового веса, а лук при натяжении до определенного положения придавал им постоянную скорость. Он стоит на этой версии несмотря на все допросы и утверждает, что был послан найти нас и попросить спасти его товарищей, которые, по его словам, летают на том, что осталось от их корабля, по орбите, опасно близкой к Плутону. Конечно, я не поверил его россказням. Однако думаю, что не будет большого вреда, если мы подойдем поближе и посмотрим, что там происходит на самом деле. Абсолютно уверен, что мы сможем держать ситуацию под контролем, какую бы хитрость ни придумали американцы.
В полном виде протокол его допроса выглядит настолько нелепо, что я даже не буду пытаться передать его своими словами, а отправляю тебе целиком в качестве приложения к этой радиограмме. Надеюсь, ты предпримешь те же меры предосторожности, что и я, когда направил тебе это послание с грифом «лично». Старые товарищи должны держаться друг друга.
«Привет! Нет, я не говорю по-русски. Вряд ли это поможет, но я знаю несколько слов по-баскски, еще мать меня научила. О, вы говорите по-английски! Черт побери, у вас отлично получается. Ах, так вы родились в Массачусетсе? Отличное местечко. Мне довелось там пожить какое-то время, когда защищал докторскую по философии.
Ну, теперь о нашей эпопее. Я думаю, вы знаете, мы решили быть на Плутоне первыми несмотря ни на что. Правда, это обошлось нам в 400 миллиардов, но зато слышали небось, как ликовал наш президент, старик Джонсон (теперь-то он уже бывший). Ладно, как бы там ни было, а мы удачно стартовали с Марса и без особых происшествий добрались до Плутона, но тут обнаружили, что наши реактивные двигатели работают как-то не так. После компьютерных тестов и всего такого мы решили, что лучше всего будет, если кто-нибудь выйдет наружу и посмотрит, в чем там дело. Этим „кем-нибудь“ стал я, благо имел самый большой опыт работы со скафандром. Кстати, и здесь у вас я оказался по той же причине.
Ну, только я добрался до кормы, сразу вижу: вокруг двигателей что-то перемещается. Поначалу это показалось мне чем-то вроде кучки тлеющих угольков. Однако когда я приблизился к ним вплотную, стало ясно, что больше всего это похоже на черные виноградины, гроздьями облепившие дюзы корабля. Пока я, нагнувшись, рассматривал их, что-то весьма ощутимо врезало мне по заду. Сначала я подумал: „Черт побери, метеорит!“ – но скафандр был цел, да и я вроде бы в порядке. И тут я увидел, что эти „виноградины“ слетаются к кораблю со всех сторон, причем их целью явно были двигатели, так что я счел за благо отойти пока в сторонку. Связавшись с командиром корабля, получил приказание: не подвергая себя опасности понаблюдать, оставаясь вне пределов их досягаемости.
Тем временем они все прибывали и прибывали, роясь вокруг двигателей. Но теперь они шли уже не так плотно, а потом и вовсе перестали подлетать. Более того, чуть позже часть из них убралась восвояси. Улетели, однако, далеко не все, и оставшихся было более чем достаточно, чтобы надежно заблокировать наши двигатели. Время от времени одна-две из них срывались с места и улетали, но на их место тут же прибывала парочка других.
Воспользовавшись разными инструментами, входящими в оснащение скафандра (а оно и у нас и у вас, надо полагать, приблизительно одинаковое), я попробовал расковырять эту гроздь, но сидели они крепко. Мне все же удалось отколупнуть несколько штук, но, видимо, как раз таких, которые и сами собирались уматывать.
Одну я сдуру схватил рукой, но тут же выпустил. Так как даже сквозь перчатку почувствовал, что она вроде как извивается, хотя это было и не совсем так; но это я понял уже отпустив ее. По форме эта штуковина больше всего напоминала обрезанный на треть мраморный шарик диаметром в пять восьмых дюйма. Ах да, вы же больше привыкли к миллиметрам, да и ваши детишки наверное, не играют в мраморные шарики? Значит так… 2,54 умножаем на 6,25… переносим двойку… а, дьявол где тут должен быть десятичный знак… ага, ну скажем, что это похоже на тусклый металлический шарик диаметром около 16 миллиметров, причем треть его отпилена. От этой плоской стороны исходил временами голубоватый свет, после чего шарик как бы прыгал вперед – вот это-то я и почувствовал. Я было испугался, что это какой-то вид ионного излучения, вполне способного прожечь мне скафандр, но все вроде обошлось. Понаблюдав за некоторыми, я понял, что эти шарики могут поворачивать в полете в любую сторону, включая свет на каком-то одном краю плоской поверхности, а когда им нужно лететь по прямой, вспыхивает вся плоскость. Потом мы малость поэкспериментировали с ними и выяснили, что они могут развивать усилие порядка… ну да сейчас не стоит влезать во все эти дебри. На корабле есть все расчеты, и самое меньшее, что мы можем сделать после того как вы подберете людей, это ознакомить вас с ними. Так сказать, научное сотрудничество, хе-хе!
А тогда меня это так все заинтересовало, что я решил рискнуть еще раз – поймал очередной пролетавший мимо шарик и держал его так, чтобы голубой свет был направлен в противоположную от руки сторону. Я чувствовал толчки, но они были слишком слабыми, чтобы он мог вырваться. Может, поэтому они и оставались здесь, вдали от быстрых орбит и мощного притяжения Солнца. Да и от Плутона они были достаточно далеко, чтобы не быть притянутыми им.
Когда я рассказал о своих экспериментах командиру, он решил, что я рехнулся или втихаря хлебнул из фляжки, и приказал мне немедленно возвращаться, но мне хотелось показать этим тварям, что с нами шутки плохи. Как выяснилось позже, затевать этого не стоило, потому что, как только ребята дали двигателям чуть-чуть тяги и я увидел, что происходит, то сразу понял, что лучше бы мне было не вылезать со своими идеями.
Дело в том, что, как только двигатели заработали, эти твари понеслись к кораблю со всех сторон, как осы. Вы знаете, как быстро раскаляются дюзы, даже на малой тяге, и как быстро они остывают в межпланетном холоде. Ну так вот, каждый раз, когда мы включали двигатели, этих тварей тянуло к раскаленному металлу как магнитом. Как только дюзы остывали, часть из них улетала. Но некоторые оставались. Я думаю, самые ленивые.
Ну мы, конечно, всполошились и попытались связаться с Марсом (Земля, как вы знаете, сейчас находится за Солнцем), но нас явно не слышали. Полагаю, вы уже догадались, кому пришлось влезать в скафандр и идти смотреть, что там с антенной, после того как командир корабля и радист хорошенько попортили друг другу крови. И знаете что? Каждый раз, как мы начинали передачу, эти чертовы подпиленные шарики стаями летели к антенне, как мухи на навоз. Ну вы знаете, как это бывает – я где-то читал, что все русские большие специалисты в сельском хозяйстве и во всем, что с этим связано. И тут-то до меня стало доходить, что они могут питаться любым видом лучистой энергии – от радиоволн до инфракрасных лучей; так это и оказалось впоследствии. Тогда же выяснилось, что они могут довольно успешно противостоять тепловому излучению. Их ничто не брало, и убить их можно было только поджарив докрасна. Беда, однако, была в том, что хотя какая-то часть этих тварей и сгорела в реактивных струях, но к тому времени в дюзы их набилось столько, что было уже рискованно вновь запускать двигатели.
Чего мы только ни перепробовали, чтобы очистить дюзы: пытались спиливать эти штуковины, срезать – но все оказалось впустую. Стоило подать на двигатели хоть малейшую тягу – эта чертовщина была тут как тут, и все начиналось сначала.
Нам как-то не очень хотелось врезаться в Плутон из-за потери управления, поэтому мы кое-как, с помощью вспомогательных двигателей, изловчились снизить скорость и перейти на круговую орбиту. Наверное, теперь вы уже можете рассмотреть на экранах ваших локаторов, что стало с кораблем. Мы не могли ни сдвинуться с места, ни сообщить ничего о себе, но с приемом все было о’кей, и мы знали, что вы вылетели вслед за нами, и рассчитали, что если мы сможем предупредить вас заранее, чтобы вы не подходили к Плутону слишком близко, вы сможете снять нас с этих обломков, если нам удастся самим подойти к вам. Здесь этих тварей вроде бы нет, а команда справится с подлетом к вашей орбите если у вас, конечно, найдется для нас местечко. Корабль у вас вроде бы хороший, большой.
У нас не было никакой возможности связаться с вами по радио, а изобрести какой-то способ послать вам весточку было необходимо. Жаль, у нас оказалось маловато сжатого воздуха, чтобы использовать для этого принцип реактивного движения. Холодная воздушная струя вряд ли привлекла бы „клопов“. Мы назвали их „клопами“, но боюсь, что теперь на них со своими лупами набросятся ученые мужи и придумают им такое имечко, что язык сломаешь.
Хорошо еще, что до вашего прилета оставалось достаточно времени, чтобы мы могли хорошенько подумать и поэкспериментировать. Результат налицо: этот, с позволения сказать, экипаж, в котором вы нашли меня. Я учился управлять им что-то около трех недель. Когда я хотел лететь по прямой, я просто пускал стрелу в противоположном направлении. Ну, вы знаете, сила действия равна… А если мне нужно было заняться высшим пилотажем, то направление полета стрелы выбиралось с определенным отклонением. Теперь я большой специалист в этом деле. Мог бы стать чемпионом мира. На следующей Олимпиаде например…