Неловкая пауза. Голос дяди Ясона:
– Ну? Говори уж. Что такое насчет Тимоти?
– Ох, Лаура, твой язык… – вздохнула мама.
Лауре пришлось продолжить. Тимоти зажмурился.
– Тимоти не… ну… он
– Он еще научится, – поспешно сказала мама и повторила уже более твердо: – Он научится. Он мой сын – он научится. Ему еще только четырнадцать лет!
–
Тимоти прикусил губу и открыл глаза.
– Я сама виновата, – теперь мама вела их в кухню. – Я пыталась его заставить. А разве можно насильно кормить детей – их стошнит, и они навсегда потеряют вкус к этой еде. А Бион, например, только в тринадцать лет…
– Понимаю… – пробурчал дядя Ясон. – Конечно, Тимоти поправится…
– Я не сомневаюсь в этом, – с вызовом ответила мама.
Пламя свечей вздрагивало, когда тени скользили из одной затхлой комнаты в другую по всей дюжине комнат дома. Тимоти чувствовал, что замерз. Почувствовав запах тающего жира, он не глядя схватил свечу и пошел по дому, делая вид, будто расправляет креп на стенах.
– Тимоти, – прошептал кто-то за разрисованной стеной, шипя и со свистом выдыхая слова, – Тимоти боится темноты!..
Голос Леонарда. Гад этот Леонард!
– Просто мне нравится эта свечка, и все, – укоризненно прошептал Тимоти.
Снова шум, смех, гром. Каскады гулкого смеха! Стук, щелканье, возгласы, шуршание одежд. Сырой туман ползет сквозь парадную дверь. Из тумана, складывая крылья, вышел высокий человек.
– Дядя Эйнар!
Тимоти бросился к нему – тонкие быстрые ноги пронесли мальчика сквозь туман, под зеленые колышущиеся тени крыльев. Он кинулся на руки дяди Эйнара, и тот подхватил его.
– У тебя есть крылья! – Он подбросил мальчика под потолок – легко, будто шарик репейника. – Крылья, Тимоти, – лети!
Внизу кружились лица. Кружилась тьма. Шел колесом, улетая вдаль, дом. Тимоти был легким, как ветер. Он взмахнул руками. Руки Эйнара поймали его и вновь подбросили к потолку. Потолок, похожий сейчас на обгоревшую стену из-за черного крепа, помчался вниз.