Чужой 3

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но это мразь, обратившаяся к вере. Из-за этого они могут казаться смягчившимися, но сам я не думаю, что эти люди стали менее опасны. Впрочем, я ценю душеспасительный эффект религии, потому стараюсь не оскорблять их веру. Они ценят мою толерантность, а взамен я вознагражден бо́льшим спокойствием, чем можно было бы ожидать в такой ситуации. Я не хочу нарушать установленный порядок. Мне не нужны круги на воде. И особенно я не хочу, чтобы тут ходила женщина и внушала моим подопечным идеи и воспоминания, которые они сумели удобным образом похоронить каждый в своем прошлом.

– Да, – согласилась Рипли. – Очевидно, как вы и сказали, ради моей личной безопасности. И, несмотря на то, что бы вы там себе ни думали, я не закрываю глаза на потенциальные проблемы, которые создает мое временное присутствие здесь.

– Именно, – Эндрюс явно обрадовался ее очевидному желанию сотрудничать. Или, говоря иначе, облегчить свою жизнь насколько возможно. Он снова глянул на медика. – Я оставлю процедуру кремации вам, мистер Клеменс.

Он развернулся, чтобы уйти.

– Только один момент, управляющий.

Эндрюс остановился.

– Да?

– Когда я закончу, вам потребуется отчет об обстоятельствах? Разумеется, для официальных записей.

Эндрюс задумчиво поджал губы.

– Это не понадобится, мистер Клеменс. Просто сообщите мне, и я сам уже позабочусь о прочем.

– Как скажете, управляющий, – Клеменс тонко улыбнулся.

4

Мясо. Часть его можно было опознать, часть – нет. Приглушенный ржаво-красный цвет перемежался жилками ярко-малинового. Маленькие тушки, свисающие со старых крюков. Огромные куски с торчащими намеками на ампутированные конечности, прослойки замороженного жира.

Неподалеку бродили куры и копытные, не ведающие о своей будущей судьбе. Одинокая овца. Живое мясо.

Бо́льшая часть бойни пустовала. Ее построили так, чтобы она удовлетворяла нужды сотен техников, шахтеров и персонала очистного завода. Помещение было куда больше, чем требовалось заключенным, выполняющим обязанности смотрителей. Они могли бы расположить припасы более свободно, оставив между ними проходы пошире, но задней части огромной комнаты, где по стенам текла кровь и будто слышались удары топора, все предпочитали избегать. Казалось, что в поисках формы для воплощения здесь осталось слишком много оживших призраков.

Двое мужчин сражались с тележкой, на которой лежала громоздкая туша мертвого быка. Фрэнк пытался ее направить, а Мерфи старался заставить работать электрический моторчик с подзарядкой. Мотор жалобно чихал и искрил. Когда этот наконец сгорит, они просто активируют другую тележку – механиков среди населения тюрьмы не было.

Фрэнк всегда сохранял на лице выражение полной обреченности. Его более молодой напарник не был и вполовину так опустошен. Только глаза Мерфи выдавали его скрытую натуру – натуру человека, который был в бегах и по ту сторону закона с тех пор, как достаточно повзрослел, чтобы задуматься о деятельности, не связанной с постоянной работой. Куда проще было присваивать заработки других, предпочтительно – но не обязательно – так, чтобы они о том не знали. Иногда он попадался, иногда нет. Последний раз оказался неудачным, и его сослали отбывать наказание на гостеприимной, экзотической Фиорине.

Мерфи тронул переключатель, и тележка сгрузила неповоротливую тушу на заляпанный пол. Фрэнк уже стоял с цепями наготове. Вместе они закрепили их вокруг задних ног мертвого животного и начали поднимать его при помощи лебедки. Туша ползла вверх медленно, с неровным колыханием и рывками. Тонкие, но на диво крепкие сплавные звенья цепи гремели под нагрузкой.

– Ну, хотя бы Рождество пришло пораньше, – Фрэнк боролся с тушей и пыхтел.

– В смысле? – не понял Мерфи.