Злые ветры Запада

Хавьер подхватил Изабель, корчащуюся на плитах и бьющуюся о них. Женщина тихонько просила прощения, плакала и все звала какую-то свою тезку. Просила не делать этого…

Хавьер поднял ее на плечо, легонько, как пушинку. Его самого чуть не пробрало, но маска, проверенная еще в «Кугуаре», не подвела. В отличие от Изабель. Или просто его организм смог справиться с каплями, осевшими на коже, впитавшимися через нее. Или не смог?

В висках жутко колотило. Красный туман мешался с зеленым, и идти получалось еле-еле. Хавьер шел тяжело, рассекая душный сырой воздух, как воду в луизианских топях. Переставлял ноги, стараясь не упасть. Силы растворялись потом, бежавшим, как на деревенских танцах. Если, конечно, танцевать с Кармелитой. Кармелита всегда задавала бешеный ритм. Ему приходилось тяжело, даже молодому, а уж сейчас вообще не угнаться. А Кармелита все плясала, плясала, высекая каблуками искры из плиток пола. Какой пол во дворе гасиенды семьи Круз, откуда? И Кармелита? Она же осталась дома, так и не став ему невестой, желтая лихорадка сожрала ее за неделю. Она вернулась в ночь после похорон. Отец и дядьки били ее вилами и потом сожгли… А почему она танцует? И почему так жарко и так сильно колотится в голове и груди?

Марк ударил его по лицу. Прямо по носу, чуть не сломав. Через маску. Хавьер встряхнулся, уставившись на ненавистного святошу. Рука в перчатке задрала ее край, заставив Хавьера прийти в себя. Он помотал головой, чуя мокнущие усы, втянул запах виски, идущий от маленькой фляжки в руках командора.

– Хлебни, солдат! – Марк казался спокойным. – Мы добрались до них. Теперь самое главное. Ты мне нужен.

Нужен? Хавьер хлебнул, чуть не задохнувшись. Виски? Пульке? Текила? Хрена! Чертов святоша всю дорогу таскал с собой спирт. Самый настоящий, Madre de Dios, аквавит! Хренов cabron в рясе, или что у них там! Pendeho!

Жидкое пламя растеклось внутри. Ударило в голову, опалив дыхание. Хавьер сплюнул, глядя вперед. Ох, да, красные putas, он дошел. Хотя и с помощью святоши. Осталось только положить Изабель. И заняться дерьмовыми размалеванными сучками впереди. Змеи, индейские голоса, статуи… Все так просто. Все в твоей голове. Стоит только туману, или что это там, добраться до тебя. Хави оглянулся, желая проверить догадку. И поспешно натянул маску обратно. Спрятался за ней, не желая видеть снова.

Совсем юная. Девчонка почти, лет семнадцати. Темненькая, но не с его родины, испанка. В одежде послушницы, с алой каймой грешницы, отправленной в деоцезию, монастырь-тюрьму для духовных лиц, на исправление грехов.

Ее грех умещался в маленьких аккуратных руках. Закутанный в клетчатое солдатское одеяло, даже в смерти смотрящий на мать. Крохотный младенец Иисус, не доживший даже до полугода.

Глаза монастырской грешницы, широко раскрытые и чистые, сохранились даже сейчас такими, как в жизни. Смотрящими на Хавьера доверчиво и тепло, не видя в нем зла. В нем, в человеке, отправившем к адским жаровням чуть меньше батальона. И Хавьер боялся вновь посмотреть в никогда не спящие глаза. Потому что увидел в них надежду. На него. Мужчину, должного защитить другую такую же деву Марию с алой греховной полосой и ее ребенка.

Должен…

Потому что…

Он просто солдат.

Марк стоял, покачиваясь. Держась за плечо брата Самуила. Ледяное, твердое, как камень вокруг. Самуила, добравшегося сюда и оставшегося навсегда в пещерном храме давно забытого, но еще жившего племени.

Бам… бам… бам… барабан бил «вперед». Глухо и ритмично. Бам…

Барабаны пульса стучали в ответ. Яростно и неукротимо, выбивая дикий ритм. Без остановки и без жалости. Разгоняя кровь все быстрее. В такт движениям гибких тел, полностью покрытых змеями черно-зеленых татуировок. От выгнутых в судороге ступней и до лиц, украшенных шрамами с блестящими слезинками-камнями.

Они раскинулись по плитам пола, на символе из собравшихся в одну точку линий лабиринта, перед лесом людей-статуй. Каждая волновалась всем телом. В стороны, вверх и вниз, дрожь бесстыдного страшного танца. Три женщины, три индианки, три ведьмы. Ритм шел из-за их спин, от груды бледной дрожащей плоти, заканчивающейся совсем крохотной сухой головкой. Утренняя Звезда мог пугать лишь издали… наверное.

Газ шел от женщин. От скрытых за гривами черных волос живых мешков, выпускающих его наружу. Из щелей в стенах ничего не сочилось. Уже не сочилось. Или не было вовсе. Марку стало все равно. Его сил хватило лишь добраться сюда. И попытаться что-то сделать. Ведь не просто не слушалось тело… нет…

Он всегда боялся остаться без своей силы. И остался. Здесь и сейчас. Ничего не ощущая. Ни капельки. Ни искорки. Ни одного тлеющего уголька в себе. И неудержимо тянуло сделать две вещи. Засмеяться и лечь спать. На полу. Свернуться клубком, как кошке, и заснуть.

Но…