Ответить тот не успел. Мойра, жевавшая зубочистку, хмыкнула:
– Этим займусь я. Милашке Дуайту есть чем заняться.
Она ткнула пальцем за его спину. Командор поморщился и пошел к выходу. Дуайт не оборачивался. Незачем было. Ее запах он всегда узнавал. Везде и всегда.
– Нам надо поговорить. – Когда ее пальцы легли на его плечо, Дуайт вздрогнул. – Прямо сейчас.
Он кивнул, соглашаясь. Разговора с ней пришлось ждать долго. Целый год.
В «Беллатриксе» оставаться не стоило, и дорогу до ее дома Дуайт помнил прекрасно. Изабель молчала, только шелестел шелк легкого пальто, накинутого поверх платья. Ехать она также не захотела. Так и шли. Красивая и опасная женщина, твердо вбивавшая каблуки в брусчатку, и не менее опасный и куда менее красивый мужчина, чуть отстающий.
Что он знал про нее? Про женщину, с которой хотел быть всегда? Крайне мало. И очень много.
Изабель де Сааведра, последняя из старой аристократической семьи, жившей в Нью-Мексико столетиями. Семьи, несколько раз чуть не погибшей. В войну Севера и Юга, в войну с мексиканцами, в войну с племенами чиутэ. Ее дети, присягавшие звездно-полосатому флагу, равно как и флагу конфедератов, гибли на других войнах. Но семья выжила даже в Великую войну, отдав в горнило бойни на старом континенте пятерых сыновей. А вот пережить Бойню не сумела.
Совсем молодой Изабель подобрали маркитанты из Третьего рейнджерского, гнавшего остатки армии Конфедерации к Мексиканскому заливу. В Третьем она и выросла, дослужившись до уорент-офицера. Когда парни из Третьего попали под вал созданий Козлоногого у Остина, Изабель оказалась одной из двадцати выживших. Третий рейнджерский восстановить уже не смогли.
Гибсон и Уиллис пришли с ней в Вегас через полгода после того. Два капрала, своими руками похоронившие юнцов, набранных в руинах Калифорнии. Два капрала, хранившие метки от детей Козлоногого и еле вырвавшиеся из их лап. Каждый из двоих помнил, что жизнью он обязан уорент-офицеру Сааведра, лишившейся в тот день кожи от левого плеча до лопатки. Ее смогли восстановить коновалы из передвижного госпиталя спустя неделю. Среди смуглого бархата возник островок растекшегося расплавившегося сыра.
Зои присоединилась к ним позже.
Четверка ходила от Вегаса до Фриско и обратно. Забиралась до Орегона и пропустила, как сквозь сито, Аризону и Неваду. Гибсон, нюхом чуявший все секретное и дорогое, вел группу за собой. Изабель находила старые карты и координаты, покупателей и необходимых поставщиков. Их даже пытались несколько раз приструнить местные воротилы. Пытались заставить работать на себя. После пяти подобных встреч и добрых двух десятков отморозков, умерщвленных различными способами, от них отстали. Слава о неудержимой четверке черноглазой Изабель перевесила всю имеющуюся жадность. Страх и здравый смысл победили.
Тогда они и встретились. Дуайт и Изабель. Встретились на горе самим себе.
Дверь в ее доме открывалась, как и раньше: по отпечатку пальца хозяйки. Кому другому, по незнанию или злому умыслу решившему взломать сталь в дюйм толщиной, причиталось угощение: встроенный огнемет. И прочие милые подарки. Однажды в программу Анны-Марии, электронной домоправительницы, были введены папиллярные линии Дуайта. Но это было давно.
Изабель сидела в кресле. Крутила в руках локон, прячась в тени. Правой стороны ее лица Дуайт еще не видел.
Новый диван был удобным. Короткий, на вычурно выгнутых ножках, обитый светлой тканью с еле заметным цветочным рисунком. Молчание затягивалось.
– Не клеится разговор… – Изабель усмехнулась. – Налей вина, сержант. Приказываю, как лейтенант.
Она могла бы и не приказывать. Вино оказалось там, где и всегда: за дверцей резного невысокого шкафчика в колониальном стиле.
– У тебя прибавилось тату. – Она оказалась рядом совершенно незаметно, тепло вздохнула ему в шею. – Скоро лица не будет видно.
– Это не страшно.