Да-а! Онемевший Кирилл, ничего не понимая, медленно обвел глазами вокруг. Обвел, и отчего-то его сразу пробрала дрожь. Да и было отчего. Представьте себе круглый зал. Большой, весь в полумраке. Полумрак оттого, что тьму разгоняют стоящие в стрельчатых нишах высокие серебряные канделябры. В них горят свечи. Длинные, витые, толстые. По шесть штук в каждом светильнике. Эти ниши чередуются со стрельчатыми дверями. Они тоже идут по окружности зала. Ниша с подсвечником — дверь. Ниша — дверь… Дверь — ниша…
Свечи горят тускловатым огнем. Язычки пламени колеблются, бросают на стены причудливые тени, и наводят в этом диковинном круглом зале полумрак. Высоту стен определить сложно — потолок теряется во тьме. Окон в помещении нет. Зал этот темный и почти такой же холодный как камень стен. Этот темновато-серебристый то ли мрамор, то ли гранит, холодит спину даже сквозь теплую куртку.
И обстановка в этом помещение соответствующая. Аскетичная. Не видно никаких изысков. Все просто и строго. Лишь по центру располагается то ли круглый бассейн, то ли фонтан. Нет, скорее бассейн. Журчания воды, положенное фонтану, не слышно. Видно, что вода в нем чистейшая. Выражаясь общенародным штампом — применимым, как правило, к самогонке — как слеза.
И на широком ограждении этого бассейна закинув ногу на ногу и сцепив на колене руки сидит незнакомый мужчина и бесстрастно смотрит на Кирилла. Рядом с ним лежит широкополая шляпа с приколотым пером и простая солдатская шпага без ножен. И Кирилл чувствует, что сам он сказать ничего не может. Не получается выдавить ни вздоха ни полвздоха. Как грится — в зобу дыханье сперло. Только не от радости, а от неожиданности разыгрывающегося перед ним действа. Хорошо, что хоть мысли какие-то вернулись: может видеть, что перед ним происходит.
А незнакомец вдруг дружелюбно улыбнулся и заговорил. От его низкого хрипловатого голоса Кирилл вздрогнул. Настолько неожиданно вторило эхо. Оно казалось, лилось отовсюду. Акустика в этом зале была еще та! А вот речь незнакомца, его слова, как-то неожиданно завораживали и успокаивали. Кирилл сразу ощутил, что исчезли все неприятные симптомы стремительного перемещения непонятно куда и зачем. Голова вдруг стала ясной. Правда, тело не слушалось. Будто онемело. А незнакомец тем временем говорил следующее.
— Ну проходите же, сударь! Проходите! Не стойте у входа! Не стесняйтесь, прошу вас. Вижу, вы, мягко говоря, растеряны. Это понятно! Понятно и простительно. Любой на вашем месте и в вашей ситуации ощутил бы некоторый дискомфорт. Конечно! Тихо, мирно — даже словом никого не затевая, ибо вокруг никого нет — гуляешь себе по кургану с любимой собачкой. Размышляешь… О том, о сем… В голову, как водится, лезет всякая чушь. Причем имеет она чрезвычайно широкий диапазон. Начинаешь думать о бренности всего сущего, о начале пути в вечность, который — согласитесь! — не за горами, а заканчиваешь мыслью об актуальнейшей проблеме: как бы ненароком не вляпаться в собачий след, потому что не видно ни зги. В общем, идет плавное течение мыслей, которое так свойственно человеку, погруженному в себя. И вдруг — бац! Приятное самосозерцание рушится и летит к дьяволу! Возникают вопросы, десятки вопросов с одной и той же простенькой подоплекой. Что это? Где я? Зачем? Почему? И так далее… Детский сад, да и только, — рассмеялся незнакомец. — Это там столько спрашивают… И главное — вопросы есть, а ответов нет. Никаких. Потому что мыслей тоже нет. Нонсенс. Такого не бывает, чтоб мыслей не было. Оказывается — бывает! Еще как бывает!.. Но проходите же ближе. Не стойте приснопамятным соляным столпом, в который, как известно, превратилась женушка одного праведника. Проходите. Без ложного хвастовства смею вас уверить, что, как правило, я не повторяю своих предложений. Обычно хватает легкого посыла. Но для вас, сударь, я сделаю приятное исключение. Да! Во первых — вы нежданный, но все-таки гость. И во-вторых я делаю скидку на необычность ситуации, в которой вы оказались, и на необычность ситуации как таковой вообще. Итак, проходите и присаживайтесь ну… ну хотя бы на краешек этого замечательного водоема.
При последних словах незнакомец поднялся, сделал несколько шагов к Кириллу и, усмехаясь краешком губ, церемониально повел рукой, указывая, куда надо проследовать. Шаги сопровождались мелодичным позвякиванием шпор.
Кирилл, стоящий у одной из дверей, являл собой разительный контраст с хозяином, и, кстати, с обстановкой. Скажите, как будет выглядеть скверно одетый человек в изысканном обществе. Да никак! Глупо будет выглядеть. Если он, ясно дело, не какой-нибудь непризнанный гений или что-то в этом роде. Или, паче того, не миллиардер решивший для хохмы покрасоваться в рваной джинсе и стоптанных кроссовках.
Впрочем, рванину Кирилл не носил, ходить в драном — себя не уважать. Тоже самое касалось и обувки. Вполне приличные горные ботинки, которым сносу нет. Удобные штаны со множеством карманов, в которые можно распихать всякую необходимую всячину. Такая же куртка. Добротная и без примеси (если только нитки) синтетики, Свитер военного образца с высоким горлом. Верный рюкзак на плече, достаточно просторный, чтобы в него без помех влезал неубиваемый ноутбук.
Неубиваемый потому, что сделан не для красоты, не для того чтобы пускать пыль в глаза, а для дела — из чисто прагматических соображений. Вороненый металлический корпус, пятнадцатидюймовый монитор, ну и начинка соответствующая. Ха! Красивые собратья этой машинки и не подозревали, что именно можно набить внутрь корпуса, и как заапгрейдить комп так, чтоб потом много-много лет ничего в нем не менять. В общем, чудо военпрома. Итак, выражаясь простым языком, Кирилл был одет бедно, но честно. В отличие от изысканно и, если можно так выразиться, готично одетого незнакомца. Хотя иным современным поклонникам готики и не снилось, что можно ТАК выглядеть!
Одет хозяин был более чем необычно.
Перетянутый широким кожаным поясом старинного покроя черный камзол. Черные бархатные штаны заправлены в высокие ботфорты. Плащ с откинутым капюшоном. Плащ опять же черный.
Впрочем, нет. Полы плаща при каждом шаге развевались, и было видно, что подбой фиолетовый. Темно-фиолетовый. Темнущий. На острие той грани, за которой идет черный. Капюшон плаща откинут. Ворот стянут шнурком и скреплен треугольной серебряной бляхой, острым концом вниз. Внутри треугольника изображение изогнутой змейки с изумрудным глазком. Отчего-то она казалось живой. Наверное, потому, что стояла на своем хвосте, изготовясь к прыжку.
И облик мужчины под стать одежке. Лет сорок. Черные, средней длины — до плеч, волосы, без признаков седины. Прямые густые брови. Тонкий нос с горбинкой, сжатые губы и бледный, но не нездоровый цвет лица. Скорее цветущий. Неожиданно ярко-голубые глаза, в которых вспыхивали солнечные искорки, странным образом гармонировали с обликом незнакомца и несмотря на царившей в помещении полумрак светились яркой синевой.
Несмотря на скрадывающий фигуру плащ, движения незнакомца напоминали грациозную поступь сильного хищника, подкравшегося к жертве и готового к решающему прыжку.
— Но проходите же! — Хозяин снова радушно указал рукой на огражденье водоема. — Присаживайтесь.
Кирилл только собрался последовать приглашению, только вроде пришел в себя, только отодвинулся от морозящего спину камня, только бросил взгляд на ближайшую дверь, перевел глаза на другую, подальше… и снова впал в ступор. Да что ж это такое!..
Идущие по окружности высокие двустворчатые двери (не сосчитать сколько их, но много) не то что наводили на размышления, а просто-таки выбивали только появившиеся мысли и пробуждали непонятный, кроющийся в глубине подсознания ужас.
Двери были высокие, стрельчатые, широкие. Из двух створок каждая. Причем створки эти были отлиты не из какой-нибудь бронзы. Нет! Они, как и канделябры в нишах, отлиты из чистейшего серебра. Уж в этом-то Кирилл разбирался, серебро ни с чем не спутаешь. Двери были изукрашены подернутой патиной барельефами. У каждой свой, затейливый и неповторимый. И вот в рисунке этих барельефов Кирилл увидел такое, что на секунду закрыл глаза и почувствовал — волосы на голове зашевелились. Барельефы были живыми. Двигались. Причем происходило это настолько плавно и незаметно, что казалось, только зажмурил глаза, только отвлекся, и вдруг — бац! — сюжет сменился.
То вдруг возникали океанские валы, с гребня которых штормовой ветер срывал клочья пены. Они, то катили ровными рядами, то вдруг начинали хаотично надвигаться друг на друга, вступая в борьбу. Они бились, успокаиваясь, исчезали и возникали вновь. В бездонных провалах меж ними скользил маленький трехмачтовый корабль с полощущимися по ветру обрывками парусов. Кораблик боролся со штормом. Он взбирался с гребня на гребень, скользил вниз, взлетал ввысь и снова падал в бездну.
ebooksa