— Ничего, Дубыня! Для благого дела ничего не жаль, тем более какой-то рубахи! Ты лучше сделай то, про что только что Велла говорила. Найди две палки, да поровней и покрепче! Да от коры их очисть. Я знаю, тебе для нас добро сделать не в тягость. Не самим же по лесу костыли собирать. Сделаешь?
— Сейчас! Сейчас!
Стремительным вихрем метнулся леший к кустам ивы, что росли неподалеку. Только пестрые полы латанного кафтана развевались, как крылья какой-то диковинной птицы, да песок из-под стоптанных лаптей вверх летел.
Русаве показалось, что Дубыня, не сумев обуздать свою прыть, вломиться в ивняк с таким треском и шумом, что от испуга вновь смолкнут птицы, замрут звери, в темных укрытиях попрячутся гады и разные твари, что так любят сырость; и вновь наступит гнетущая тишина, что нависала над лесом ушедшей ночью.
Но нет! Дубыня, домчавшись до ивняка, не только не остановился, но даже не смирил рысистого бега. Он будто растворился в кустарнике, исчез, затерялся средь ивовых прутьев так, словно выпь в камышах спряталась. Леший слился с ивняком, словно в воду нырнул. Бесшумно, и как-то незаметно.
Нырнул, и тут же обратно выскочил. А в руках Дубыня уже держал две прямые, ровные, гладко оструганные палки.
Уже спокойней, не так резво, он подскочил к Кириллу. Приложив свежесрубленные палки к раненой ноге, смерил длину и широко улыбнулся русалкам и Шейле.
— Угадал! В самый раз ему будут. Экий я молодец!
Леший, не мешкая полез в суму. Чуток пошарив в ней, он достал несколько длинных полос беленого холста. Такого же, как только что оторвала от своей рубахи Ярина.
Ей он и протянул снасть для будущего лубка.
— Держи, девушка! Знахарка из тебя — хоть куда! Заматывай рану, закрепляй ногу, делай лубок. Я помогу, если сила потребуется. Только все быстро делать надо! Лучше тут не задерживаться! Скоро уходим.
— А что так, Дубыня? — удивилась Русава. — Иль неладное чуешь?
— Не чую, а точно знаю. Я, когда за мхом летал, то сверху людей видел. Всадники. Пять человек. Они в нашу сторону едут, уже близко должны быть
— А кто такие? — встревожилась Ярина. Она-то сразу поняла, отчего леший вдруг так засуетился.
— Всех не разобрал. Птицей все не так видишь, как в привычном обличье. И забывается быстро. Но люди эти мне знакомы. Точно! Когда-то их видел. Правда, не всех. Да разве, филином будучи, вспомнишь? Эх! — Леший досадливо махнул рукой. — Птицей не то. Летишь, ни о чем не задумываешься. А если и появляются мысли, то сразу же разбегаются словно зайцы от волка. Мы-то скроемся. А вот они… — Он кивнул на бесчувственного Кирилла и псицу.
Да, Дубыня прав. Нежданным, но вроде уже и желанным гостям не уйти и не скрыться. На этой, залитой ярким солнцем озерной косе, они как на ладони. Как стайка рыб в воде, если смотреть на нее с высокого обрыва.
Псица еще сможет затаится, порскнет в лес и сольется с бурой хвоей. Благо у нее шубка, словно покрытая палой листвой и пожухлой травой земля.
Да только когда опасность грозит, не бросит она своего друга! Это Дубыня еще ночью, на Гнилой Топи уяснил, когда увидел там обеспамятевшего, раненого человека, а над ним, хоть и ослабевшего, прибитого мороком, но грозно рычащего, свирепого зверя — потомка огненного бога Семаргла.
Кириллу не уйти. Он без чувств. А если и придет в себя, так ведь со сломанной ногой он подранок. Ему далеко не уйти, да и не скрыться от охотников…
А то, что сюда едут не просто воины — княжеские дружинники, а лесные люди — охотники-венды, Дубыня не сомневался. Недаром лица двоих ему знакомы показались! А где он мог их видеть, как не в лесу? Нигде! Только тут!