Но Элис была невозмутима.
– Фрэд Сэмпсон здесь?
– Кто-кто?
– Уверена, вы его знаете. Глава местного профсоюза. Фрэд, его жена Поппи, их дети…
– Кто его спрашивает?
– Если вы будете так любезны и передадите ему, что здесь мисс Эльфинстон – Элис Эльфинстон, – он, возможно, вспомнит меня как «фабианку».
Когда Фрэду Сэмпсону это передали, он, к моему изумлению, действительно вспомнил свою «фабианку».
Как я выяснила, Элис и другие члены женского общества фабианцев [4] уже несколько лет, с тех пор как под властью Марвина страна погрузилась в нищету, приходили в Лаймхаус, Уоппинг и другие районы возле доков, чтобы облегчить участь местной рабочей бедноты. У Элис со времен замужества остались связи в медицинских кругах, и она помогала младшему сынишке Фреда, астматику, чьим легким не шел на пользу влажный, загазованный воздух здешних мест.
Пока мы ждали у ограждения, я во все глаза глядела на Элис словно на незнакомку.
– Фабианки? Я думала, их запретили.
– Не запретили. Скорее скомпрометировали. Но я все равно вступила. Сначала одно, потом другое – и вот мы здесь, – она холодно посмотрела на меня. – Знаю, ты считаешь меня слабой и глупой. Именно такой твой деверь показал меня в своей Летописи, такой карикатурный образ он нарисовал. А после смерти Джорджа и после войны – оба этих события, не буду скрывать, сильно меня подкосили – люди стали воспринимать меня именно так.
– Но ты ведь так и ведешь себя!
– А что, разве весь человек сводится к одной его черте? Да, в дни бегства я была перепугана до смерти, но это не значит, что в этом вся моя сущность. И я не желаю оправдываться перед людьми вроде тебя, Джули, как бы вы надо мной ни издевались – да, издевались, именно так, хотя в последующие годы мне и было за что сказать тебе спасибо. Давай больше не будем об этом, договорились?
Вот так в тот невероятный день я сделала невероятное открытие. Иногда я думаю: хоть кто-то из тех, кого Уолтер упомянул в своей проклятой Летописи, не остался на него смертельно обижен?
Так или иначе, нас со всей возможной учтивостью проводили в дорожный туннель, который после высадки марсиан превратился в убежище: настоящий город под городом, с запасом еды и воды, с уборными и даже с небольшим электрогенератором. Мы хотели было двинуться дальше, но старая поговорка «Без осторожности нет и доблести» пришлась как нельзя кстати. Изможденные, перепачканные, мы решили остановиться в туннеле, туннеле, где можно было почувствовать себя в комфорте и безопасности хотя бы на какое-то время.
Только потом я узнала, что еще сделали марсиане в тот ужасный день.
28. Падение Лондона
Марсианский авангард, который вынудил подразделение Эрика отступить, проследовал по Вестерн-авеню, прошел через Уайт-Сити и Бейсуотер, пересек Риджентс-парк и вышел на Примроуз-хилл.
Как всем известно, именно там марсиане в 1907 году начали рыть огромную яму: многорукие машины работали днем и ночью, пока болезни не сгубили всех инопланетян. И именно там осталась стоять одинокая и недвижная боевая машина – как символ их поражения; по крайней мере мы считали ее недвижной. Мне казалось, в последние дни перед возвращением марсиан я видела, как она шевельнулась, – а теперь новые свидетели наблюдали, как она вращала головой, лишенная камеры теплового луча, и старалась поднять ноги, вмурованные в бетонный постамент. Поистине, марсианские машины в каком-то смысле были живыми – и верными своим хозяевам.
А теперь, в последний день марта 1920 года, около двадцати машин у всех на глазах возвышались над городом – и, конечно, поскольку тепловые лучи разили на много миль, любое место, откуда были видны марсиане, становилось уязвимым для их оружия. Тем временем остальные два десятка треножников, разделившись на пары или тройки, направились к вполне определенным мишеням.
ebooksa