Война миров 2. Гибель человечества

22
18
20
22
24
26
28
30

По сравнению с Германией здесь все было куда древнее и хаотичнее. Полевые межи, возможно, проложили еще во времена кельтов, а то и раньше, а постройки, которые раньше служили амбарами или дровяными сараями, превратились в беседки и садовые павильоны для новых поколений местных жителей. Эти земли веками жили без войн, пребывая в мирной дремоте. Я вдруг почувствовала связь времен, ощутила цепочку, тянущуюся от Уота Тайлера к Шелли, а от него к Дарвину – эти трое были моими героями. Здесь чувствовалось дыхание истории Англии, к которой марсиане не имели ни малейшего отношения, и в тот момент я осознала, что твердо намерена спасти эту Англию.

Но, если приглядеться, в привычной картине можно было заметить неожиданные детали.

Для начала, на дороге, по которой мы ехали, больше не было ни одной машины. Тут и там на обочине ржавели брошенные автомобили, а на железнодорожном переезде мы увидели рядом с рельсами опрокинутый поезд. Пассажирские вагоны разбились вдребезги, а грузовые лежали, задрав вверх ржавые колеса, точно упавшие кверху лапками огромные тараканы. Меня впечатлило не столько крушение поезда, сколько тот факт, что этот поезд так и не убрали с путей.

Чуть позже мы на скорости пронеслись мимо места, которое казалось пострадавшим от пожара: дорога, дома, поля – все было покрыто, словно сажей, слоем черной пыли. Фрэнк, помрачнев, рассказал, что это последствия атаки черным дымом. Во время Первой войны марсиане использовали его в Суррее, истребив на многих территориях всякую жизнь. Но та субстанция, произведенная на сухом Марсе, при соприкосновении с водой превращалась в безвредную пыль. Марсиане усовершенствовали состав дыма, и теперь яд не терял своего действия даже на влажной английской почве. На этой войне, сказал Фрэнк, марсиане применяли черный дым нечасто – только в виде карательной меры, когда сталкивались с сопротивлением. В конце концов, у них не было цели нас истребить.

Еще одной странностью этого дня стало то, что Фрэнк постоянно поглядывал на небо.

Я видела, как он изменился: заметила потрепанный воротник его рубашки, грубые кожаные заплатки на локтях. Это было не в духе Фрэнка, который всегда ценил аккуратность. И держался он по-новому: постоянные взгляды, которые он бросал вверх, говорили о не покидающем его внутреннем напряжении. Уже потом он в подробностях рассказал мне, что пережил во время высадки марсиан. Такие вещи неизбежно оставляют на душе шрамы. А после этого он два года провел на оккупированной территории. И все же, глядя бывшему мужу через плечо, я понимала, что он с удовольствием управляет машиной. И, возможно, он был рад видеть меня в безопасности.

– И давно у тебя этот «роллс-ройс»?

Уши у меня все еще были заложены, и собственный голос гулко отдавался в голове, но я решила не обращать на это внимания.

– Если бы он был мой! – ответил Фрэнк. – Это автомобиль вдовствующей леди Бонневиль – вы скоро встретитесь, она в этих местах важная птица. Он ей достался несколько лет назад после смерти супруга. Часть коллекции.

Мы въехали в довольно неказистую деревушку: ряд закрытых магазинов и мастерских в окружении полей. Но здесь была железнодорожная станция и рядом с ней – несколько приземистых особняков. Рельсы терялись в зеленой траве.

– Вдова, так сказать, несколько месяцев держала эти автомобили под покровом тайны. Марсиане в первые часы и дни уничтожили все машины, какие им попадались, но эти красавцы были надежно спрятаны. Теперь они, само собой, оказались очень кстати – хотя, конечно, надо всегда быть начеку.

Мы затормозили перед обветшалым зданием вокзала. Фрэнк, снова взглянув на небо, вылез из машины.

Я последовала за ним. Тед – вспотевший, с запекшейся на лице кровью, в запыленной измятой форме – не отставал.

Заднюю стену вокзала снесли, заменив ее брезентовым пологом. Фрэнк потянул за веревку, и брезент начал подниматься, словно театральный занавес.

– Поможете?

Тед взялся за другой конец веревки, я тоже присоединилась, и вместе мы подняли брезент.

За ним обнаружилось то, что когда-то было вокзалом. Билетная касса осталась на месте, как и вокзальный туалет, дверь в который была открыта нараспашку, но остальное здание переделали под гараж. Половину его занимал небольшой трактор; вокруг лежали наборы инструментов, промасленные тряпки, канистры с маслом и бензином.

Фрэнк помахал нам, чтобы мы ушли с дороги, быстро загнал внутрь «роллс-ройс» и выскочил наружу, задернув за собой брезентовый полог.

– Видали фокус? – спросил он. – Вот была машина, а сейчас ее нет. Знаю, теперь здание не слишком-то похоже на вокзал, но я бы не рассчитывал, что марсиане обладают глубокими познаниями в области английской архитектуры конца XIX века, так что это надежное укрытие. До Эбботсдейла, боюсь, придется идти пешком, но здесь недалеко. Строго говоря, внутри Кордона до всего недалеко – как вы знаете, он не более двадцати миль в диаметре…

Мы направились на север. Дорога шла в горку, и я вскоре почувствовала усталость. Мы были в Чилтерне, среди меловых холмов, крутых подъемов и скрытых от глаз долин, в землях, где, куда ни пойдешь, обязательно наткнешься на какую-нибудь возвышенность – в последующие дни мои ноги в этом убедились. Но тишина и спокойствие этого места благотворно действовали на нас с Тедом после пережитых потрясений.