Хотя, конечно, после всего ужаса, которому я стала свидетельницей, этот привычный пейзаж казался мне миражом.
Был он, впрочем, не такой уж и привычный. Это было заметно еще из машины и стало очевиднее, когда мы пошли пешком. Придорожные живые изгороди давно никто не подстригал. Повсюду пышно разрослись кусты куманики и остролиста. Некоторые дома, мимо которых мы проходили, явно были заброшены, иные – сгорели или были разорены. Кое-где на земле лежали оборванные провода. У меня кольнуло сердце при виде плаката на покосившемся телефонном столбе. Он зазывал на сельскохозяйственную выставку, которая должна была состояться осенью 1920 года, но осень прошла, и никакой выставки, конечно, не случилось, и только выцветший плакат остался висеть там же, куда его прибили.
Фрэнк достал из сумки фляжки с водой, и мы с Тедом жадно к ним прильнули.
Тед понемногу приходил в себя, и к нему возвращались наблюдательность и практичность.
– Где вы берете бензин? – спросил он.
– Из запасов, сделанных еще до вторжения, – ответил Фрэнк и указал на небо, где вдалеке осой кружил аэроплан. – Еще нам сбрасывают грузы. Но, к сожалению, марсиане сбивают изрядную часть самолетов, так что на это надеяться нельзя. У нас все строго нормировано – вы увидите. В конце концов, конечно, запасы кончатся, – он взглянул на меня. – Но, может быть, до этого момента что-то изменится? Мне сказали, что ты приедешь, но не сказали зачем…
Я знала, что с теми, кто находится внутри Кордона, худо-бедно поддерживается связь, так что в том, что Фрэнк ожидал меня, не было ничего особенно удивительного. До этого мне казалось, что, увидев Фрэнка, я сразу же захочу все ему выложить – в том числе о своей миссии, о крови и о Большой Лжи – и положиться на его помощь, его здравомыслие и силу духа.
Но сейчас, когда я оказалась внутри Кордона, где расхаживали марсиане и валялись брошенные машины, я вдруг почувствовала тревогу. Я жила во Франции, на оккупированной территории, и видела, как это печальное обстоятельство влияет на решения и поступки людей, как само общество трещит по швам. Эти смутные мысли не давали мне покоя и заставляли чувствовать тревогу даже рядом с Фрэнком. В итоге я решила держать мою истинную миссию в секрете, пока не изучу обстановку как следует.
Мы свернули за угол и наткнулись на перевернутую повозку со сломанным колесом. Рядом лежал скелет лошади. Кости были начисто обглоданы, запах выветрился, и уже трудно было представить, что когда-то это было живое существо.
Фрэнк указал на скелет.
– Она сломала ногу, видите? Вот место перелома, а вот дырка в черепе от пули – извозчик решил избавить животное от страданий.
Тед посмотрел на него.
– А человеческие останки тут тоже есть?
– Иногда попадаются, – ответил Фрэнк. – В канавах, в заброшенных домах, куда мы забираемся, чтобы пополнить запасы, – конечно же, с разрешения Комитета бдительности. Тех, кого мы находим, мы хороним по всем правилам. Викарий произносит над могилой несколько слов и записывает себе имена и даты жизни, если они известны. Обычно таких людей убивают голод и болезни – от тех, у кого отняли жизнь марсиане, как понимаете, ничего не остается. Пойдемте, уже недалеко. Скоро вы увидите наши посевы.
18. Картофельные поля
Дорогу пересекала речушка. Мы остановились на каменном мостике, заглядевшись на необычное зрелище: вода тонким ручейком текла по руслу, устланному пышной алой порослью.
– Я видела такое в седьмом году, – заметила я.
– Кто ж не видел, – отозвался Тед Лейн. – Красная трава… А я было думал, что она погибла вместе с марсианами.
– В прошлый раз так и было, – кивнул Фрэнк. – Похоже, марсиане умудрились привить ей иммунитет к земным бактериям – точь-в-точь как они укрепили собственную кровь. Вот теперь трава и заводится во всех водоемах, а то и на суше, если грунтовые воды залегают неглубоко…
Я спустилась с моста, чтобы присмотреться поближе. Под ногами хлюпала грязь, а все вокруг заросло пышной травой. В ручье тут и там виднелись перистые листья, круглые наросты, стебли и что-то похожее на стручки. Растения по форме напоминали кактусы: на глубоко уходящих в землю корнях гнездились пучки набухших шипастых лопастей. И все это в насыщенных багряных тонах – краснее крови.
ebooksa