Едва за ним закрылась дверь, я с яростью швырнул на пол заточенную ложку. Теперь уже бесполезную – орудие мучения, а вовсе не убийства. Однако, когда спустя полчаса явился надзиратель с баландой, я уже успокоился и пребывал в унылом смирении. Обреченный! И, опустившись на пол, я, пусть и без аппетита, поел. Толку истязать себя голодом, если даже он не способен тебя убить?
«В этой камере вы находитесь лишь потому, что ваши создатели верят в то, что вы находитесь в ней» – эта фраза, сказанная Светловым, почему-то всплыла у меня в памяти, едва я проснулся. Весь сегодняшний день, как и вчерашний вечер после ухода полковника, я пребывал в подавленном состоянии. Но эта фраза вновь и вновь отчего-то возникала в памяти, не давала мне покоя. «Верят в то, что нахожусь здесь…» – в этом таился какой-то секрет.
И вдруг я понял какой. А что, если они поверят в то, что я нахожусь в другом месте? Окажусь ли я там на самом деле? И чем больше я думал об этом, тем увереннее становилась мысль, что это сработает. Если я действительно ожившая фантазия, сработает непременно! Вопрос лишь – как убедить своих создателей в том, что я не здесь? Сложновато, находясь в цепях и в подземелье. Есть, правда, небольшое окошко под потолком, в которое даже можно выглянуть, если стать на цыпочки. Да только за все дни, что я тут нахожусь, к этому окну не приблизилась ни одна живая душа.
Я думал над этим остаток дня, и у меня созрел-таки план. Я решил написать письмо. Благо бумага и ручка у меня есть. А так как я время от времени делаю записи в дневнике, то, что я пишу, никого не насторожит. Писал же я своим жене и ребенку, как теперь выяснилось несуществующим. Но солдаты-то об этом не знают, они-то уверены, что я – приехавший к ним офицер, у которого где-то далеко есть семья. В письме я коротко рассказал о том, что произошло недоразумение: мол, меня обвинили в преступлении, которое я не совершал, и взяли под стражу. Однако теперь все в порядке, начальство во всем разобралось, признало меня невиновным и освободило из заключения, а потому теперь я нахожусь в своей квартире, где и пишу это письмо. В конце я для правдоподобности написал, что очень их люблю, целую и с нетерпением жду, когда мы сможем увидеться.
Вырвав из тетрадки лист, я сложил его так, словно он был в конверте. «Если за мной наблюдают через скрытую камеру, план может провалиться, – думал я. – Надо отправить послание незаметно». Я встал на цыпочки и долго, изображая тоску, смотрел в окно. Я и раньше так делал, потому это не должно было вызвать подозрений. Достав из рукава заточенную ложку, я несколько раз осторожно, но сильно ударил ею по уголку оконного стекла, а когда оно треснуло, аккуратно надавил на осколок. Образовалась небольшая дырка. Затем я вынул из другого рукава письмо и просунул в отверстие. К счастью, снаружи был ветер. Какое-то время письмо трепыхалось у меня в руке, а затем я разжал пальцы, и послание умчалось вдаль. Если его кто-то найдет, может решить, что я написал письмо, оставил на столе, и его унесло в окно сквозняком. Остается лишь надеяться, что его найдут именно мои создатели, а не офицеры или кто-то из гражданского персонала.
Уже отправив послание, я вдруг подумал: если план сработает, выходит, фантазии могут управлять своими создателями! Эта мысль меня так позабавила, что я едва не рассмеялся. Нет, нельзя подавать виду, иначе тюремщики смогут заподозрить неладное! И все же, хоть я еще не на свободе, настроение мое улучшилось. Теперь остается ждать…
Я уже дважды вскрывал себе вены – прошлым вечером и сегодня днем! Этот способ из всех испробованных методов самоубийства показался мне самым безболезненным – порезы вытерпеть несложно, а потом жди, слабея, пока не наступит беспамятство. С каждым разом делать это все проще. Вот уж не думал, что к собственной смерти можно привыкнуть! Теперь я даже не прячусь, наоборот, пускаю себе кровь так, чтобы видели мои мучители (если они, конечно, действительно за мной следят). Они знают о моих попытках покончить с собой, так что их вряд ли это удивляет. Меня же беспокоит другое – я по-прежнему остаюсь в камере! Либо мое послание так и не нашли, либо оно попало не в те руки, либо план попросту не сработал. Ведь мои создатели могут и не поверить тому, что написано в письме. Впрочем, прошло еще так мало времени…
Да, да, я по-прежнему здесь! В этой гребаной камере! Вчера я отправил еще два послания. Первое – объяснительную, в которой сообщил, что мое бегство было вызвано психическим расстройством, но теперь все в норме. В конце я прямо намекнул, что по рекомендации полковника Светлова отлеживаюсь в постели своей комнаты. Второе – приказ о моем освобождении от имени командира части майора Перцева (надеюсь, солдаты не знают его почерк). Ну, хоть какое-нибудь должно же сработать!
…Снова камера, снова цепи. Похоже, таким образом покинуть эти стены не выйдет. Неужели я обречен годы торчать в этом каземате, пока не перемрут мои создатели? Так ведь они могут дожить и до старости! Проклятье…
Больше суток у меня не было возможности писать сюда. Но сегодня вечером Светлов принес дневник ко мне домой. Да-да, я снова дома! Впрочем, обо всем по порядку…
Вчера днем я еще раз порезал себе руки и провалился в сон, но очнулся по-прежнему в камере. После этого оставил эти бессмысленные попытки. Толку себя истязать, если это не приводит к ожидаемому результату? Меня снова охватило отчаяние. Выхода нет, жизнь – дерьмо и все такое… Эти мысли сводили меня с ума. А о чем еще может думать человек, понимающий, что обречен долгие годы провести в цепях в сыром подземелье?
И вдруг ближе к вечеру я внезапно ощутил сильную усталость. Меня начало клонить в сон, хотя время было довольно раннее. Я сел в угол, достал дневник, даже попытался что-то написать, но буквы расплылись перед глазами, и, прочертив ослабевшей рукой по странице черту, я вырубился. А когда очнулся, не поверил глазам. Распахнув глаза, я увидел белый потолок. Я лежал в кровати в своей комнате, в одних трусах, укрытый одеялом. Форма была аккуратно сложена рядом на стуле.
«Получилось! – вдруг осознал я. – Все-таки сработало!» Мне хотелось прыгать от счастья. Второй мыслью было то, что я напрасно истязал себя, кромсая острой ложкой вены. Видимо, какое-то из моих посланий все-таки попало к создателям, и они поверили в мое освобождение. И как только это произошло, я тут же перенесся на новое место. Верилось в такое чудо с трудом, но факт остается фактом – я очутился дома!
Встав с кровати, я потянулся было к выключателю настольной лампы и вовремя остановился. Что случится, если кто-то увидит свет в моем окне? Вот тут-то меня накрыла новая мысль: что делать? Я так стремился удрать из камеры, что ни разу не задумался над тем, как себя вести, если мой план все-таки удастся. Вот я на свободе и… что дальше?
Поначалу мной овладели прежние стремления: нужно как-то остановить этот чудовищный эксперимент! Но как? Предположим, мне удастся проникнуть в кабинет командира части, где есть телефон, и дозвониться до столицы. Я представил себе лицо человека в правительстве или Министерстве обороны, который снимет трубку. «У меня важная информация!» – скажу я. «Военные в секретной лаборатории ставят чудовищные опыты над людьми!» – скажу я. «Они превращают людей в зомби и порождают чудовищ силой мысли!» – скажу я. И после каких слов, интересно, на том конце повесят трубку со словами: «Звонит очередной параноик, помешанный на теории заговоров…» Для таких обвинений нужны доказательства! Но даже если у меня получится их снова выкрасть, добраться с ними я смогу лишь до границы действия светлозана. К тому же теперь, после прошлого похищения, эти бумаги наверняка хранят в сейфах, и заполучить их будет ох как непросто…
И вдруг я поймал себя на другой мысли, которая поначалу показалась чудовищной. Я вдруг понял, что мне плевать! И на эксперимент, и на судьбу этих зомбиподобных существ, которые когда-то были людьми. Честный, отзывчивый, справедливый… Да, быть может, я когда-то и был таким. Но они делали все, чтобы меня сломить, и, похоже, добились своего. Теперь единственное, чего я хочу, – покоя! И едва я осознал это, понял, что нужно делать, – бежать из этой части, и как можно скорее! Если верить полковнику, едва я пройду несколько километров и пересеку зону действия светлозана, меня не станет. Как тот выразился: «Пуф – и все, вас нет!» И даже если он прав, если я не исчезну насовсем, мой образ останется в сознании создателей, и спустя какое-то время я способен появиться вновь, могут пройти годы, прежде чем это случится. Да и в том случае ничто не помешает мне еще раз прогуляться за пределы светлозановой границы. Вот оно – долгожданное забвение!
ebooksa