А утром пришел Фо…

22
18
20
22
24
26
28
30

За дверцей царил мрак. Я нащупал выключатель, и под потолком зажглась тусклая лампочка, осветив небольшую комнату. Я ахнул:

– Вот это да!

Это оказался вовсе не чулан, а кабинет размером четыре на четыре, без окон. Вдоль стен от пола до потолка тянулись стеллажи книг, которых хватило бы на небольшую библиотеку. Я медленно прошел вдоль книжных рядов, бегло читая названия. Перед глазами проплывали многотомные энциклопедии и труды каких-то незнакомых мне авторов. Некоторые книги оказались настолько толстыми, что их корешок не уместился бы в ладони. Я отметил, что все эти книги в основном по медицине, психологии, философии, этнографии, теологии, хотя попадались и художественные произведения.

– Да тут, видать, не военный жил, а какой-нибудь доктор наук, не иначе, – сказал я, проводя рукой по пузатым пыльным книжным корешкам. – Не Петрович же все это читает!

Сама эта мысль показалась мне абсурдной. Как-то не вязались эти тома с длинными и заумными названиями с образом грубого мужика в армейской грязной куртке и резиновых сапогах.

В дальнем углу стоял стол, заваленный беспорядочно разбросанными тетрадями, распахнутыми книгами, блокнотами, какими-то исписанными листками, карандашами и ручками. Все выглядело так, словно работавший здесь человек ненадолго вышел. В центре стола лежала огромная раскрытая книга. Некоторые места в ней оказались небрежно подчеркнуты карандашом. Я надавил пальцем кнопку настольной лампы, склонился над книгой и прочел одну из подведенных строк: «…Здесь тобой сотворенное способно растерзать тебя, во всей подробности жутких твоих чувств при этом…»

– Зверек, ты здесь? – В дверном проеме появился Трошников. – Чего нашел?

Он посмотрел по сторонам и равнодушно вздохнул:

– А, всего лишь книжки…

– Похоже на рабочий кабинет, – сказал я. – Может, мы тут найдем хоть какие-то ответы.

– Что ж, давай поглядим.

И Антон, подойдя к столу, принялся бесцеремонно рыться в тетрадях и бумагах.

– Ты поосторожнее, а то Петрович догадается, что мы тут были. Вдруг это его?

Однако Трошников, игнорируя мои предупреждения, продолжал раскрывать тетрадь за тетрадью и не заслуживающие, на его взгляд, внимания просто отбрасывал в сторону.

– Плевать я хотел на Петровича, – заявил он. – Если тут есть что-то такое, чего он от нас скрыл, это его личные проблемы. Мы же имеем право знать!

Трошников уселся на резной с высокой спинкой стул, положил на колени пачку с тетрадями и принялся по одной пролистывать их, небрежно швыряя просмотренные обратно на стол.

– Гляди, тут какие-то выписки, – сказал он, раскрыв очередную тетрадь. – Вот послушай: «О, сын благородной семьи, какие бы устрашающие видения ни возникли в бард о абсолютной сути, не забывай слова, что я скажу тебе; иди вперед, храня в сердце их смысл; именно в них – тайная суть познания: „Когда меня осеняет бардо абсолютной сути, я отрину все мысли, полные страха и ужаса, я пойму – все, что предо мной возникает, есть проявление моего сознания, я узнаю, что таков вид бардо, сейчас, в этот решающий миг, не устрашусь мирных и гневных ликов – моих же проявлений” Иди вперед, произнося эти слова отчетливо и ясно, и помни их смысл. Не забывай их, ибо в этом тайная суть: уверенно познать, что все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение…» – Антон бросил тетрадку. – По-моему, какая-то ахинея.

– Все, возникающее сейчас, даже если оно пугает, есть твое отражение, – задумчиво повторил я. – Хм, знакомые слова!

Я подобрал тетрадь. Почерк был мелкий и корявый, буквы словно плясали и читались с трудом. Мне пришлось низко склониться над лампой, чтобы разобрать еще несколько строк: «…Если ты этого не познаешь, ты устрашишься их, устремишься прочь и придешь к новым страданиям. Если ты этого не познаешь, ты увидишь во всех пьющих кровь божествах Владык Смерти и устрашишься их. Ты почувствуешь себя испуганным, растерянным и слабым. Твои собственные проявления обратятся в демонов, и ты будешь блуждать в Сансаре. Но если ты не испытаешь ни влечения, ни страха, – ты не будешь блуждать в Сансаре…»

– Да, вспомнил! – вскричал я. – Это же строки из Тибетской книги мертвых!