– Кстати, освежись, – бросил Антон по пути. – С похмелья помогает.
Я с сомнением взглянул на умывальник. Трезветь «башкой в холод» как-то не хотелось. Да только голова-то трещит! Хотя бы лицо сполоснуть, точно не помешает. Я, не включая свет, вошел в предбанник, протянул руку к крану и вдруг заметил что-то темное на дне раковины. Не то тряпка, не то… Сердце бешено забилось: это нечто напоминало огромную черную жабу! Я отдернул руку, засомневался. Первым порывом было – включить свет. «Я что, теперь так и буду шарахаться от каждой тени? – упрекнул я себя. – Я же в доме! Какие жабы, что за бред?» Я отвинтил кран, набрал в ладони воды, хотел уже плеснуть на лицо, но мне стало казаться, что тряпка-жаба дышит. Чтобы убедить себя, что это не более чем плод воображения, резко схватил тряпку, и в тот же миг руку пронзила дикая боль. Я с воплем выскочил из предбанника. Рядом тут же оказался Антон.
– Зверек, что случилось? – И, взглянув на мою руку, воскликнул: – Ого! Чем это ты так?
Между большим и указательным пальцем оказался алый порез.
– Там, в умывальнике… – еле выговорил я. – Оно… Оно цапнуло меня!
Трошников включил в предбаннике свет.
– Кто цапнул? Тряпка?
Я тоже заглянул в умывальник. Там действительно лежала обычная тряпка. Я с сомнением посмотрел на нее, затем на рану. Быть может, вчера где-то порезался, а теперь в темноте случайно обо что-то задел, оттуда и боль? Видимо, так! А как же иначе?
– Да, Зверек, похоже, тебя со вчерашнего еще не отпустило. – Антон дружески хлопнул меня по плечу. И, увидев мое исказившееся болью лицо, тут же воскликнул: – Извини, забыл!
Однако боль в плече тут же воскресила в памяти еще одно воспоминание: огромный черный змей, впившийся зубами в старую рану. Я поспешно расстегнул китель и ошарашенно уставился на свое изодранное плечо. Оно было все так же замотано темно-зелеными грязными кусками ткани – бинтами, ради которых разорвал свою форму Шурович. Однако в них виднелись две темные точки с запекшейся кровью – следы клыков! Но если мне в плечо действительно вцепился змей, значит, мой ночной поход на улицу, розовый город, летающие дети – все это правда! А если так, то… то и с ней я встречался наяву!
– Зверек! – Трошников помахал ладонью перед моими глазами. – Ты как, в порядке?
– Антоха, мне нужно выйти на улицу! – заявил я.
– Тебе нужно… что?
– Надо кое-что проверить! – Я пошел к выходу, застегивая по пути китель.
– Э-э-э, погоди! – Трошников побежал за мной. – Тебя что, все еще самогон торкает? Куда ты поперся, идиот?
Но я уже распахнул дверь.
Снаружи было сыро и прохладно. Туман стоял настолько плотный, что в паре метров от двери не проглядывались деревья. Я вслушивался в тишину. Ощущение складывалось такое, будто природа просто вымерла – ни пения птиц, ни стрекота насекомых, ни даже шелеста листьев. Словно во всем мире остался лишь этот дом, парящий в туманной бездне.
Я помедлил с минуту, стоя на крыльце, а потом уверенно шагнул с деревянных ступеней и очутился в высокой, достигающей пояса траве.
– Ну куда ты поперся? – раздался сердитый голос Трошникова позади. – А ну, стой!
Я оглянулся. Силуэт Антона казался темным пятном, окруженным аурой света на фоне ярко-мутного прямоугольника двери.