Возрожденное орудие

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вы сбрендили, – сказали Зехуни. – Тоже хотите, чтобы вас убили?

– Позвольте мне объяснить это следующим образом, – сказал Микодез. – Четыре столетия пыток, тюремного заключения и рабства не изменили состояние изначального Джедао к лучшему. Что бы этот человек нам ни врал, ему подобное тоже не помогло. – Он мог себе представить, через что Куджен заставил пройти своего ручного генерала. – Глупо продолжать делать то, что не работает. Может быть, доброта поможет.

Зехуни поразмыслили над услышанным.

– В любом случае наша профессия предполагает просчитанные риски. Инессер смеется над нами до упаду, знаете ли. Можно сколько угодно травить анекдоты про Кел, но будь ее воля, она бы уже устроила самый быстрый в мире трибунал и обезглавила его.

– Хотите сказать, что она не стала бы рисковать вторым Адским Веретеном, даже если бы у нее была такая возможность, – сказал Микодез и одарил Зехуни жесткой, яркой улыбкой. – Я не забыл, что Джедао в любом воплощении – предатель. Я собираюсь дать ему шанс довести дело до конца.

Микодез был не настолько безрассуден, чтобы привести Джедао в свой кабинет. Система пропусков Цитадели была помехой, к которой он давно привык. Зехуни, заняв свою должность, отчасти ее рационализировали. Тем не менее соревнующиеся друг с другом правила, традиции и соображения целесообразности означали, что Зехуни были, вероятно, единственным человеком, который полностью понимал систему.

Микодез также не был заинтересован в разговоре с Джедао в комнате для допросов, даже такой внешне приятной, как та, в которой его держали последние несколько недель. Поэтому Микодез устроился в одном из конференц-залов и украсил его картиной, написанной тушью на блестящем шелке, яркими красками. Картина изображала лису и ее детенышей. (Он не чувствовал необходимости творчески подходить к оформлению.)

Загорелся индикатор. Ему сообщили, что посетитель прибыл.

– Приведите его, – сказал Микодез.

Двери открылись. Четверо охранников проводили Джедао внутрь. Предательское мерцание паучьих пут привлекло внимание Микодеза.

– Джедао, – сказал Микодез. – Пожалуйста, присаживайся. – Охранникам: – Оставьте нас.

– Гекзарх, – произнес старший из них таким тоном, словно хотел смиренно заметить: «Почему я работаю на самоубийцу?» Многие подчиненные Микодеза так говорили. Он сделал вид, что ничего не заметил.

Микодез откашлялся. Охранники ушли, хотя он услышал отчетливый вздох.

Джедао положил руки на стол, и теперь нельзя было не заметить их наготу.

– Шуос-чжо, – сказал он. – Простите меня. Я вырос на другой службе и совсем не знаю, как к вам правильно обращаться.

– Принимая во внимание все то, в чем я могу тебя обвинить, Джедао, – мягко сказал Микодез, – ты беспокоишься о довольно незначительном аспекте этикета.

Интересно, что он знает по поводу спора о юрисдикции?

– В моем положении, Шуос-чжо, – сказал Джедао, – я беспокоюсь о том, кем вы хотите меня видеть.

Все это время он говорил с формальностью, которую Шуосы считали архаичной, включая почетный суффикс – чжо, хотя Рахал и Андан иногда все еще прибегали к такому лексикону.

– Мне любопытно, – сказал Микодез. – По-твоему, что мне от тебя нужно?