— Спасибо…
В ее взгляде была искренняя благодарность, но мне показалось (я не мог ошибиться, и от того, что я увидел, мне стало зябко посреди жаркого дня!), что в глубине глаз Мириам притаилась смертная тоска.
Возможно, что все это я придумываю сейчас, когда безжалостная клепсидра отсчитывает последние капли моей земной жизни, но ощущение обреченности, которое я разглядел в ее взоре, между взмахами пушистых ресниц, и сегодня заставляет меня ежиться, словно под струями ледяного дождя.
— Я знаю, что ты друг ему…
«И тебе…» — подумал я, но ничего не сказал вслух.
Что с того, что одно присутствие Мириам заставляло мое сердце биться чаще? Что с того, что я готов был вечно смотреть, как она ходит, поворачивает голову на высокой красивой шее, как, сидя у огня, подперев щеку рукой, слушает речи Иешуа? Что с того, что мне снился запах ее кожи и волос, и сны эти были беспокойны и горячи? Я мог вожделеть ее в мечтах даже наяву, я мог смотреть на нее издалека, я мог отдать за нее свою жизнь, если бы это потребовалось. Но более ничего. Она была женщиной моего друга. Его женой. И этим все сказано, во всяком случае, для меня. В жизни я много раз делал поступки, о которых не хочется вспоминать. Многие заповеди Моисеевы я нарушал несчетное количество раз. Но не эту.
— Я готов сделать все, Мириам, — ответил я, глядя себе под ноги. — Сражаться за него, убить, рисковать жизнью. Пусть это звучит смешно, но я готов даже умереть для него. Вот только незадача — ему все это не надо. Он не примет самопожертвования ни от тебя, ни от меня…
Земля была прогрета весенним ярким солнцем, но еще не высушена до звона, и под нашими ногами вилась легкая и мягкая пыль, покрывавшая тонким слоем все улицы Капернаума. Ближе к берегу ее становилось меньше, земля влажнела от набегающих на плотный песок коротких волн, но по дороге к колодцу мы шагали, оставляя за собой клубящиеся следы.
— Он ни от кого его не примет, — неожиданно зло сказала она. — Ни от кого. В прошлый раз я едва заставила его спасаться бегством. Он был уверен, что ему ничего не грозит. Что стоит властям арестовать его, и восстание неминуемо — народ не даст его в обиду!
Колодец в Капернауме был старше, чем сам город, а сам город насчитывал в своей истории столько лет, что дата рождения его терялась в глубине времен. Говорили, что это место помнило царя Соломона, но точно никто не знал возраста поселения — и неудивительно: здесь каждый камень мог оказаться из кладки здания, построенного предками в незапамятные времена. А мог отколоться от скалы пару сотен лет назад — то есть, почти вчера по здешним меркам.
Кладка колодца была очень стара — это становилось понятно с первого же взгляда. Источенные ветрами и песчинками камни плотно прилегали друг к другу, хотя снаружи никаких признаков скрепляющего раствора было не заметить — годы загладили щели между камнями, хамсины и зимние дожди неровно изгрызли верхний край. Каменная крышка приоткрывала черный зев колодца, прямо на ней лежало кожаное ведро на длинной веревке да глиняная кружка.
— Я уже не боюсь за него, — сказала она, пока я вытягивал ведро наверх. — Страх — это сомнения в исходе. Сомнений больше нет: сколько раз можно искушать судьбу? Раньше у меня были дурные предчувствия, а теперь я точно знаю — все кончится плохо. И с этим ничего нельзя поделать.
— Ты пробовала остановить его?
— Сотни раз! Он улыбался мне и делал по-своему. А ты? Ты пытался сказать ему, что гордыня убьет его?
— Это не гордыня, Мириам. Это что угодно, только не гордыня.
— Назови, как хочешь! До тех пор, пока он вдалеке от Ершалаи-ма — он всего лишь слух! Слух о том, что где-то на севере есть человек, который называет себя машиахом. Но, как только он начнет проповедовать в толпе, как только его услышат — а его обязательно услышат! — его убьют. Убьют, как Иоханана. До тех пор, пока Га-матбиль смывал грехи водой в пустыне, Антипа над ним посмеивался, но когда тот пришел под стены его дворца… Я не хочу его терять! Придумай что-нибудь, Иегуда! Обмани его! Уведи куда-нибудь! Придумай предлог!
— Он почувствует ложь, Мириам. Ты сама это знаешь.
— А ведь к твоим словам он прислушивается, Иегуда. Он приблизил тебя, хотя ты пришел один из последних. Он доверил тебе нашу казну, защищал тебя от нападок учеников, выделил среди всех. Может быть, у тебя есть такое право? Обмануть для его же спасения?
— Я говорил с ним…
— И? — спросила она с надеждой, хотя наверняка знала ответ.
ebooksa