Иегуда кивнул.
Письменный прибор был невообразимо хорош — поистине, Иосиф делал ему царский подарок. Второй точно такой же висел на поясе самого бен Маттиаху, поблескивая серебряной отделкой.
— Ты знаешь грамоту, — продолжил Иосиф, — и прекрасный рассказчик. Того, что тебе довелось увидеть и пережить, хватит на десять обычных жизней. Расскажи людям свою историю! Ты качаешь головой? Почему?
— Я связан словом.
— Но женщина, которой ты это слово дал, давно мертва!
— Возможно, это так. Мне говорили, что она умерла в Эфесе, в год восстания.
— Семь лет назад? Что тогда мешает тебе?
— Разве мое обещание умерло вместе с ней?
Иосиф пожал плечами.
— Что останется от тебя после смерти, Иегуда? — спросил он негромко. — Кости? Горстка праха? Или книга о твоей жизни? Решать тебе.
— Ну… — протянул старик, закрепляя подарок на поясе. — Те-перъ-то одна вещь от меня точно останется, даже когда кости мои истлеют! И эту вещь дал мне ты. Спасибо, бен Маттиаху. И за совет, и за то, что спас меня во время резни. Я не надеялся, что ты будешь просить за сикария у самого Тита, но ты попросил.
Глаза Иосифа на мгновение сверкнули — блеск был острый, стальной, словно на миг в бен Маттиаху, принявшем вражеское имя — Флавий — вопреки вере отцов, проснулся человек, не так давно защищавший Иотопату.
— Я бы не просил за тебя, — сказал Иосиф Флавий жестко. — И если бы Яхве дал мне силу, я бы уничтожил вас всех, до последнего человека. Посмотрите, что вы — сикарии — сделали с Израилем? Посмотрите, во что вы превратили Землю Обетованную? Вы так боролись с Римом, что резали друг друга даже тогда, когда враг уже строил осадные башни у ваших стен! Так за что, скажи мне, вы боролись? За Израиль без римлян? Или за то, кто из вас больше его любит?
Он вскинул подбородок, и его борода, еще темная, но уже полная серебряных нитей, приоткрыла неожиданно тонкую, мальчишескую шею, на которой нервно ходил вверх-вниз кадык.
— Тебя… Лично тебя, Иегуда, устраивает результат? Тебе нравится чувствовать свою долю вины за то, что Храм, простоявший пять сотен лет, теперь лежит в развалинах? Тебе нравится, что страна обезлюдела, что из ненависти к вам, канаим — непримиримым, евреев режут и в Израиле и за его пределами? Ты рад тому, что вы сотворили? Вы убивали римлян не потому, что они угнетали евреев, а потому, что они римляне! Вы убивали тех, кто старался найти общий язык с Римом! Вы убивали тех, кто был не согласен с вами! Порою я думаю, что вы убивали просто потому, что вам правилось убивать!
Иегуда стоял, прикрыв глаза старческими коричневыми веками, и слушал. Лицо его оставалось спокойным, кисти рук, усыпанные темными веснушками, он сложил на навершии посоха. Иногда казалось, что он прячет улыбку в бороде, иногда бровь его подергивалась, словно старик приподнимал ее в изумлении.
— Позволь тебе напомнить, Иосиф, — сказал он сдержанно и ровно, не обращая внимания на то, что собеседник почти прокричал ему в лицо конец фразы, — что ты много лет был рядом с нами. Не противореча, не борясь с канаим — ты поддерживал нас. Ты, начиная со своей первой миссии в Риме, вольно или невольно делал так, чтобы мы победили…
— Но вы не победили!
— Что ж, и так бывает, — согласился Иегуда все так же спокойно. — Но если бы мы победили, неужели ты не разделил бы с нами нашу победу, бен Маттиаху? Неужели бы ты и тогда осуждал нас? Или главное для тебя — оказаться на стороне победителя?
Сказать, что Флавий стал бледен лицом — это ничего не сказать. Со стороны могло показаться, что даже вечный иудейский загар потерял свой цвет, и даже природная смуглость, свойственная уроженцам этих мест, выцвела до серого оттенка. Он попытался было что-то сказать, но только лишь несколько раз открыл и закрыл рот, как оставшаяся без воды рыба.
ebooksa