— Чезаре Каприо! НЕ КРУТИ НОЖ, ПОГАНЫЙ ЕВРЕЙ!
Сначала дядя выглядел ошарашенно, но через секунду взял себя в руки, и на лицо его вернулось то самое пугающее Валентина до смерти выражение. Таким бы мог глядеть на жертву Аваддон[57], если бы постарел, слегка отяжелел и поседел.
— А теперь послушай меня, мальчик, — он наклонился над раненым, и Шагровский увидел, как улыбка растянула профессору рот, и от этого задвигались покрытые седой щетиной щеки. — Внимательно послушай. Ты же не хочешь, чтобы я медленно разрезал тебя на части? Или хочешь?
Казалось, что голос дяди Рувима змеей заползает под кожу и скользит по нервам в глубь тела, по направлению к сердцу, чтобы обвить его плотными тугими кольцами.
— Не хочешь? Тогда учти, что я жду быстрого и честного ответа. Ты знаешь, почему убили Каприо?
— Нет! — пленный замотал головой так, что она вполне могла оторваться. — Нет! Не знаю! Нам ничего не говорят! Только фото, имя, фамилию, адрес и возможные места появления…
Он почти кричал.
— У нас так не делается. Никакой лишней информации. Мне не надо знать, за что тебя хотят пришить! Мне достаточно знать, что если ты умрешь, то мне заплатят деньги! ВЫТАЩИ НОЖ!
— Без проблем, — сказал Рувим Кац, и выдернул лезвие из раны. Из-под ключицы наемника ударила струя крови — тяжелая, толщиной с большой палец руки. — А вот мне не надо, чтобы кто-нибудь платил деньги. Мне достаточно знать, что ты умрешь. Понимаешь, в чем разница?
— Я еще жив… — прохрипел пленник. — Я еще жив…
— Это ненадолго, — бросил профессор через плечо. — Передавай привет дружкам и подождите Вальтера, он скоро будет.
Раненого начала бить крупная дрожь, словно от холода. Фонтан крови над его плечом стал пожиже и пульсировал заметнее, голова начала запрокидываться, и раньше, чем Кац успел дойти до зажатого между камнями и изорванным железом наемника, умирающий потерял сознание.
Второму пока еще живому преследователю, не повезло полной мерой и, притом, дважды. Несмотря на раздробленный таз и почти оторванные ноги, он не умер сразу, а умереть быстро с такими ранами было бы благом, и даже не потерял сознания. Оставаться в рассудке было гораздо хуже, чем умереть.
Внутреннее кровотечение наверняка было обильнейшим. Кожа на лице у наемника приобрела землистый серый оттенок, и даже голову он не мог держать ровно — судорога все время заворачивала ее на сторону. Но искореженный металл и камни так стиснули разорванное тело, что никакие жгуты были не нужны.
Дядя Рувим остановился перед изломанным противником и заглянул ему в лицо.
— Ты слышал, что я спрашивал у твоего товарища? — профессор говорил на английском.
— Да… — выдохнул раненый. — Слышал… Лучше убей меня сразу… Я знаю не больше него.
— И не сомневайся, — пообещал профессор серьезно. — Убью. Обещаю. Но только тогда, когда ты расскажешь мне то, что мне нужно знать. Иначе — оставлю тебя умирать. Пока тебя найдут дружки, мухи успеют сожрать твои веки, высосут глаза и ты изжаришься на камнях. Ответишь — умрешь быстро. Перспектива понятна?
— Да.
— Будешь говорить?
ebooksa