Наступает гробовое молчание. Я снимаю одну гароту и приступаю ко второй, не выпуская Рендела из поля своего зрения. Я все еще в силиконовом фартуке, застегнутом доверху, под ним мой флексор. Элия отступает на несколько шагов назад, нарочито засунув руки в карманы. Не может принять ничью сторону и демонстрирует нам это. Я вовсе не намереваюсь снять и эту гароту. Моя цель — только спровоцировать Рендела, но он, однако, не торопится с ответной реакцией. Мне приходит на ум, что он не особенно беспокоился и тогда, когда юс сам освободился от тросов. Как будто знал, что именно это существо не способно ни на какие опасные для нас действия. Что оно будет послушным.
«Его мир размыт назад в наших восприятиях почти как ваш…», — сказал о нем Чикс.
Я потягиваюсь, чтобы снять укрепленные на туловище юса электроды, и именно в этот момент меня ожигает прозрение — столь ошеломляющее своей давней очевидностью, что на мгновение я теряю бдительность. Да, на один-единственный миг. Но безошибочно уловленный Ренделом.
Его руки, все еще в перчатках, метнулись в двух разных направлениях. Левой он нажимает на кнопку прибора, а правой схватывает мою руку и прижимает ее к одному из электродов. Удар тока отбрасывает меня назад, я ударяюсь о хирургический столик, и он опрокидывается. Я падаю на его боковую сторону, но все же успеваю использовать инерцию своего тела и сделать нечто вроде сальто назад, так что приземляюсь в полусогнутом положении по другую его сторону. Но здесь поскальзываюсь на разбитом стекле, теряю равновесие и падаю на осколки. Ударяюсь головой об один из контейнеров для консервации. Вонь от разлитых физиологических растворов довершает мое одурманивание. А Рендел уже около меня, с вновь надетой маской.
Он берет снятую гароту и замахивается ею, целясь мне в лоб. Я изворачиваюсь, и гарота попадает мне в плечо, причем ее металлический винт действует как молот. Моя правая рука онемевает. Рендел снова замахивается, и на этот раз попадает мне в висок. Затем он тащит меня за ноги к рентгеновской камере. Мне ясно, что он не собирается убить меня в ней — этому помешает не только продолжающаяся видеозапись, но и неизвестная ему информация, заключенная в моей голове. Он решил только запереть меня туда. То же, но в отношении него, решаю я. Я расслабляюсь, придавая себе еще более ошарашенный вид, что дается мне без особого труда. Рендел теряет силы, пыхтит — моя «конструкция» не из легких. Наконец, он доволакивает меня до шлюза. Отпускает мои ноги и протягивает руку к открывающим механизмам. Я готовлюсь втолкнуть его внутрь, как только он их включит.
Но именно в этот, самый неподходящий момент, вмешивается Элия.
— Нет! — категорическим тоном кричит она и блокирует шлюз через центральное табло.
Рендел хмуро смотрит на нее, потом на меня. Что-то быстро обдумывает, поворачивается ко мне спиной. Бросается к столу, где лежит все еще обездвиженный второй гаро-той юс. Я вскакиваю и, на ходу расстегивая проклятый фартук, кидаюсь вслед за ним.
Едва достигнув юса, Рендел хватает хирургическую пилу. Если он убьет его, назад пути не будет — и я должен буду начать играть по его правилам. И если даже серьезно ранит его, этого будет достаточно.
— ЭТО РЕБЕНОК! — кричу я Элии.
Я добираюсь до Рендела, и тогда он направляет на меня уже включенную пилу. Лента с зубцами вращается, поблескивая в быстрых оборотах под ярким светом операционных ламп. Я подпрыгиваю высоко вверх, и моя нога попадает прямо в челюсть Рендела. Он просто рушится на пол, но и я падаю. Впиваемся взглядом друг в друга из одинаково низкой позиции. Пила на столе, монотонно шумя, продолжает работать. И я, и он стараемся дотянуться до нее. Рендел, однако, оказывается ближе, первым хватает ее, и вновь направив ее на меня, ловко встает. В мгновение ока поворачивается к юсу, и тут я хватаю его за лодыжку и дергаю назад. Он падает на колени, но рукой с пилой пытается добраться до… ребенка, я слышу как ее зубцы чиркают по толстой резиновой пластине облицовки. Приближаются…
Я хватаю его за другую лодыжку, и со всей силы, гораздо сильнее, чем прежде, дергаю его на себя. Раздается страшный рев, Рендел падает, но его рука… она все еще на столе, вывернутая неестественно, мучительно. Я поднимаюсь на ноги и вижу причину происшедшего — его кисть насквозь пробита и пригвождена к столу скальпелем, прошедшим глубоко под пластину.
Вижу и Элию. Она стоит, опершись ладонью на «грудь» юса — ей нужна была опора, чтобы нанести Ренделу удар с противоположной стороны стола. Так и стоит, мрачно глядя на Рендела. Не пошевеливается даже, когда он схватывает ручку скальпеля здоровой рукой, и сам вытягивает его острие, скорчившись от боли.
— Ты знал, — шепчет она ему. — Ты знал все время, что он… что это… — она показывает головой на юса и только теперь дает себе отчет, что стоит в такой позе.
Отшатывается, словно обжегшись.
— Наоборот, я не знал! — щетинится Рендел. — Никто не знал, как выглядят их дети. Ни в одном из видеоматериалов, которые нам были предоставлены, не было детей. Но я догадался, и думал, что и вы догадались, и что все мы молчим просто потому, что…
— Потому что так проще, — подсказываю я ему и в очередной раз выключаю и пилу, и тот дьявольский прибор.
Не обращая внимания на рану, Рендел яростно размахивает рукой, разбрызгивая во все стороны кровь:
— Время спросить, по каким соображениям они скрывают от нас своих детей!
— Они вообще их не скрывают, — возражает Элия, кивая в сторону несчастного, смертельно напуганного «странного» юса.