Воздух уже стал настолько плотным, что его сопротивле ние делало мои движения замедленными и неуклюжими, а мои волосы при каждом шаге поднимались вверх и потом снова падали, как бывает, когда человек пытается идти под водой. Меня охватило пьянящее чувство, что я нахожусь на дне какого-то странного озера, и что вот-вот сейчас в любой момент оно откроет мне свою сокровенную, недоступную никому, кроме меня, глубинную тайну Я остановился, чтобы услышать ее. И ее присутствие, наверное, было осязаемо — другими органами чувств. Мой восторг перед ней возвысился до мистического преклонения. Нет, я не хотел, не хотел ее узнавать! Никогда! В ее непостижимости было столько величия. И надежности. И защиты… от… Может быть, от разочарования? Или от ошибочно направленных ударов? Ошибочно направленных… Я прижал ладонь к прохладному лбу. Должен был что-то удержать: то ли мысль, то ли воспоминание… Но разве меня интересуют воспоминания? Пусть все будет сейчас! Сейчас и здесь!
Я снова шел сквозь мягкие желтые сумерки. Лес уже спал, не было даже и намека на его хрустальную белизну. А его прежний удивительный, шумный танец теперь казался невероятным. Я прошел мимо застывших пятиствольных деревьев — наклоненных, сгорбленных, кривых, вытянутых вверх, склоненных в сторону… Казалось, что какие-то фантастические желтые существа окаменели в неудачной попытке двинуться. Мне было приятно их наблюдать: я знал, что в сущности, они только отдыхают, но совсем скоро, может быть, уже завтра, снова воплотят свой дух в сказочном хрустальном дожде. И тогда мир снова будет белым и подвижным, и я снова буду тут, чтобы стать его частицей, чтобы быть счастливым… А сейчас? Пусть они отдыхают. Пусть…
Но, действительно, какие же они особенные, сколь непривычны в этой полной неподвижности, в этом глубоком, почти осязаемом безмолвии. Нет ни порхающих птиц, ни жужжащих насекомых, ни шума листвы. А почва такая эластичная, что шаги мои не издают никакого звука. Неподвижность и безмолвие. В сочетании с постоянным ощущением шумной, насыщенной, удовлетворенной жизни вокруг… Я взглянул вверх на едва пробивающуюся сквозь ветви позолоченную прозрачность. Где-то там, высоко уверенно всходил Ридон. Прикрыл глаза. Сердце мое билось медлен но, дыхание было глубоким и равномерным, а в душе моей тихо, как растет снежный сугроб, накапливалось спокойствие, которого я давно жаждал.
Лес кончился, и я остановился под выплеснувшимся на меня ярким светом. Я дошел до начала пологого склона, откуда был виден весь комплекс гаражей, складов, лабораторий, спортивных залов и стадиона базы «Эйрена». Присев, долго любовался на них. Оказалось, что во время прогулки я описал большой полукруг — теперь жилой дом высился точно напротив с другой стороны подковообразной впадины и почти на такой же высоте, на какой был я. Оранжевые плитки его крыши блестели, щедро освещенные лучами солнца, флюгер напоминал палец, указывающий на небо, с сильно сплющенным и расколотым надвое концом, окна, не знаю почему, казались мне не прямоугольными, а ромбовидными, что впечатляло своей оригинальностью. Вообще, это здание мне нравилось. Очень нравилось! И чем больше я смотрел на него, тем больше мной овладевало чувство, что я нахожусь где-то там, внутри его и в любой момент могу выглянуть в одно из поблескивающих ромбовидных окон. Однако это было невозможно, и по этой причине не было смысла так настойчиво всматриваться в них. Приложив некоторое усилие, я отвел глаза от окон. Рассеянно переводил взгляд с одного на другое, пока мое внимание не привлек спортивный зал, находившийся слева и ближе всего ко мне. Я представил себе прохладный голубой бассейн и сразу же встал, меня осенила идея поплавать в нем.
Я поспешил вниз. Побежал. Часто поскальзывался, но все-таки сохранял равновесие, а когда достиг намеченной цели, даже не задыхался. Вошел в зал. Ориентироваться было нетрудно, и я быстро нашел раздевалку. Побросал одежду в первый попавшийся шкафчик. Минуту-две постоял под одним из душей. Нашел плавки на полочке напротив, распечатал их и надел. В коридоре не было ни единой живой души. Встретил только какого-то робота, конечно ЭССИКО, но он в мои нынешние расчеты не входил. Он вообще не входил ни в какие мои расчеты… Да, однако, когда я направился к бассейну, он на секунду прилепился ко мне. Пошел, встав у меня за спиной и приспосабливая свои шаги к моим.
— Что случилось? — спросил я его через плечо.
— Случилось многое, — ответил он мне. — Уточните, что вас интересует?
Я остановился и задумался. Потом усек, что произошло смысловое недоразумение и, махнув отчаянно рукой, про-ЫвДолжил свой путь. А робот — опять последовал за мной.
— Пойди, прогуляйся, — предложил я ему через плечо.
— Сегодня я должен быть здесь, — сообщил мне он.
— «Здесь» может быть и там, — указал я ему на одну из — скамеек в стороне.
Сейчас уже он остановился и призадумывался. А я поднялся на вышку для прыжков в воду, подпрыгнул несколько раз на трамплине и полетел… Вода была ледяная. Кролем! Только кролем! Я греб по крайней правой дорожке, а робот шагал рядом со мной поверху, у самого края бассейна. Когда я плыл назад, я его не видел, потому что выдыхал только в одну сторону. Потом снова его видел и снова не видел… Я восемь раз проплыл длину бассейна. Какая благодать! В сущности, вода была не ледяной, а прохладной. Очень приятно ароматизирована. Очень чистая. Прозрачная. А дно подо мной желтое, как заснувший лес с моей темнеющей тенью поверх него…
Я вдруг почувствовал бесконечную усталость. Я был почти посередине дорожки, начал грести к лесенке, но словно двигался по песку, а не по воде. Сверху мне померещилась наклоненная фигура робота. Я почувствовал, как его твердые пальцы вцепляются в мои волосы. Я резко отдернул голову, не знаю, откуда взялись силы, и вцепился в лесенку. Я поднимался по ней в течение нескольких минут и в это время слышал свой прерывистый шепот:
— Убирайся, убирайся, убирайся…
А перед глазами у меня на части чьего-то угловатого плеча то приближалась, то удалялась огромная, неясная надпись
Я рухнул на неизвестно откуда взявшийся шезлонг и развалился в нем. Случившееся не вызвало у меня никакого. страха, только накопившаяся усталость комом стояла в груди и мурлыкала там, как большой добрый кот. Буду спать, я буду спать… В мой засыпающий мозг начинал проникать какой-то неясный тревожный вопрос… Или точнее тревожное ощущение вопроса, связанного с чем-то забытым…
С кем-то, кто спит, спит, спит… Неестественный, невозможный сон… Джеки!
Я попытался встать. Мне казалось, что я уже встал, а после понял, что продолжаю лежать в глубоком шезлонге. Тогда я хотел подвигать ногами или руками, или хотя бы одним из пальцев. Видел, как я ими двигаю, но сознавал, что в действительности они неподвижны. Я был полностью парализован… Прижат чудовищной злонамеренной силой. Не мог противостоять ей. Не мог… А Джеки? Он не спал… Не-е-ет! Я заплакал от бессилия, и я знал, что по моим щекам не текут слезы. Они тоже были парализованы, где-то на дне моих закрытых неподвижных глаз. Там, на дне…
Глава десятая
Проснулся я с неприятным чувством, что прежде чем я заснул, что-то было не так. А когда проснулся окончательно и припомнил прошедшее утро, то установил, что было не в порядке, это — моя собственная голова. Потом я вспомнил о Джеки и вскочил с шезлонга. Робот все еще был здесь — он сразу же преградил мне путь.