— Да, неэффективным, — без всякого выражения повторил Ларсен.
Если человеку предстоит тягостный разговор, он часто испытывает потребность пуститься в так называемые «принципиальные» рассуждения. Они всегда кажутся серьезными и важными — дают возможность промедления, дистанциро-вания так, чтобы это не бросалось в глаза. Или другими словами, в данный момент у меня было большое желание прибегнуть к ним, и что-то мне подсказывало, что Ларсен охотно присоединиться ко мне, но… «Самодисциплина — еще недостаточное условие успеха, однако без нее провал обеспечен», — говорил мой шеф, а ему можно верить. Вот почему я решил придерживаться конкретных фактов:
— Когда и где были убиты Фаулер и Штейн? Ларсен обошел письменный стол и снова сел на свое рабочее место. Заговорил сухо, почти автоматически:
— Сутки здесь продолжаются двадцать пять часов и две минуты, но для большего удобства мы делим их на двадцать четыре, замедляя ход часов на базе, включая и компьютерные, так что каждый час они отстают на две минуты и тридцать пять секунд. А что же касается убийств, то они были совершены приблизительно одновременно между восемью часами двадцать шестого и десятью часами и пятнадцатью минутами двадцать седьмого прошлого месяца.
— А вы не могли определить время с большей точностью? — удивился я.
— Нет. Температура их тел была сильно повышена. — И в ответ на выражение крайнего удивления у меня на лице он пояснил: — Мы нашли их в лесу, а там мертвая органическая материя не разлагается и не гниет. Хотя почему-то и нагревается в утренние часы.
— И от чего зависят эти… явления?
— К сожалению, по этому вопросу, как, впрочем, и по многим другим у нас все еще нет даже и рабочей гипотезы.
— Кто-то мне сказал, что Эйрена почти не отличается от Земли, — вздохнул я.
— Если речь идет о физических характеристиках, то это так, несмотря на наличие двух солнц и некоторых других, не присущих Земле факторов. Но растения… Их клеточное строение совсем близко к земному, а поведение их и образ жизни, и аномалии, которые они вызывают вокруг себя, постоянно доводят до отчаяния наших биологов.
— Они, однако, скорее переступят этот предел, чем попросят объяснения у юсов, — подколол я его.
— Здесь нет просителей, Симов, — холодно отметил Ларсен.
Я предпочел сменить разговор:
— Надеюсь, что ты мне опишешь все, что вспомнишь в связи со смертью Фаулера и Штейна.
— Что же, хорошо… — он машинально расстегнул верхнюю пуговку на рубашке и начал. — На базе введен достаточно жесткий режим, и в то утро мы как всегда собрались на завтрак в пять часов, т. е. где-то за сорок минут до восхода Ридона. Нам приходится вставать так рано, потому что в состоянии бодрствования значительно легче справляться с начальными приступами эйфории, которую, предполагаю, сегодня испытал и ты.
Я ответил неопределенным жестом. Ларсен продолжал:
— Ни за завтраком, ни позднее, когда каждый направился к своему рабочему месту, не случилось ничего необычного или вообще чего-либо, что указывало бы на предстоящее событие. А потом…
— И все же за столом велись же какие-то разговоры, — прервал я его. — Расскажи мне о них, сколь бы незначительными они тебе не казались…
— По утрам мы завтракаем в полном молчании, Симов. Нам необходима полная концентрация внимания. Иногда и малейшая рассеянность ведет к тому, что приходится терять всю первую половину дня.
— А не заметил ли ты чего-либо особого в поведении Фаулера и Штейна. Какое-то действие, мимика…
ebooksa