– Не валяй дурака, – злобно скривилось лицо. – Лучше спасай свою жизнь, иди ко мне… Не то будет как с твоими родителями… Они умирали, моля о пощаде…
– ВРЕШЬ! – вдруг заорал Гарри.
Страунс надвигался спиной, чтобы Вольдеморт видел Гарри. Злобное лицо ухмылялось.
– Как трогательно… – шелестело оно. – Я всегда ценил храбрость… Да, юноша, твои родители были храбры… Сначала я убил твоего отца, и он сражался отчаянно… Но твоей матери вовсе не нужно было умирать… Однако она защищала тебя… Отдай камень, если не хочешь, чтобы смерть ее оказалась напрасной.
– НИ ЗА ЧТО!
Гарри прыгнул к полыхающей двери, но Вольдеморт завопил:
– Держи его! – и рука Страунса сжала Гарри запястье.
Острая боль пронзила шрам на лбу; казалось, голова сейчас расколется пополам. Гарри закричал, изо всех сил отбиваясь, – и, как ни странно, вырвался. Головная боль ослабла – он заозирался, не понимая, куда делся Страунс. Тот корчился от боли: пальцы его стремительно покрывались волдырями ожогов.
– Хватай его! ХВАТАЙ! – снова заскрежетал Вольдеморт, и Страунс бросился на Гарри, сбил с ног и упал сверху, сдавив ему шею ладонями.
От боли во лбу Гарри почти ослеп, но и Страунс выл в агонии:
– Господин, я не могу его удержать – руки… мои руки!
Прижимая Гарри к земле коленями, Страунс отнял руки от горла и потрясенно уставился на свои ладони – их обожгло до мяса.
– Тогда убей его, болван, и покончим с этим! – завизжал Вольдеморт.
Страунс поднял руку, чтобы произнести смертное проклятие, но Гарри инстинктивно схватился за его лицо…
– А-А-А-А-А-А!
Страунс скатился на пол. Лицо его пошло волдырями. Страунс не мог коснуться кожи Гарри – боль невыносима, а значит, единственный шанс спастись – не отпускать Страунса: боль не даст ему произнести заклятие.
Гарри вскочил, из последних сил вцепился в руку Страунса и повис. Тот завопил и стал вырываться. Головная боль у Гарри нарастала, он уже ничего не видел – только слышал ужасающие крики Страунса и визг Вольдеморта: «УБЕЙ ЕГО! УБЕЙ!» – и еще какие-то голоса – наверное, только у него в голове – плакали: «Гарри! Гарри!»
Он почувствовал, как рука Страунса вырывается из его хватки, понял, что все пропало, и провалился в черноту, вниз… вниз… вниз…
Что-то золотое сверкнуло над ним. Проныра! Он хотел схватить мяч, но руки слишком отяжелели.
Он моргнул. Никакой это не Проныра. Это очки. Странно.