Бесконечная утопия,

Глава 56

Когда Лобсанг впервые встретил Джошуа, он загрузил ядро своего сознания в автомат по продаже напитков. Это был дурашливый жест, розыгрыш. Почему бы не устраивать такие проделки, если можешь? Но тогда Лобсанг был юн. Сравнительно.

Ощущения от заключения его сознания в этот маленький автоматизированный космический аппарат почти не отличались от тех, когда он находился внутри торгового автомата.

Запущенный с давно ушедшего «Брайана Каули» спутник был не больше баскетбольного мяча, с очень ограниченной маневренностью и возможностью саморемонта. Лобсанг казался себе крохотным, ослабленным, увечным. Но аппарат был забит датчиками, на корпусе блестели линзы, а к торчащим по бокам стойкам опор крепились тонкие антенны.

И при помощи этих линз и датчиков Лобсанг мог видеть агонию мира.

Зонд находился на стационарной орбите на высоте более двадцати тысяч миль, и оттуда Лобсанг видел все: все полушарие размером с тарелку на расстоянии вытянутой руки. Воздушную оболочку пятнали дым и пар. Грандиозные северные сияния охватывали Северный и Южный полюса, и Лобсанг подумал о колоссальном искажении магнитного поля планеты по мере ее разрушения. Вихри ураганов – гигантские области белого и фиолетового цветов, со сверкающими молниями – хлестали бушующие океаны и вырывались на сушу. Лобсанг еще различал контуры континентов, еле-еле. Видел, как Америки, Северная и Южная, проносились по поверхности земного шара, когда мир совершал свои последние, ускоренные до предела обороты. Но различия между землей и морем становились все меньше, поскольку яркие реки расплавленной породы текли по растущим трещинам в океанском ложе и заполняли огромные расщелины, появлявшиеся на континентах. Это напомнило Лобсангу полученные от летательных аппаратов изображения Ио, внутренней луны Юпитера, обреченной на бесконечную вулканическую активность мощными приливами своей планеты.

Но Земля быстро менялась, и даже это сравнение скоро стало неподходящим. Континенты таяли с пугающей скоростью – гранитный слой толщиной в пятьдесят миль истончился до простой кожуры, сжигаемый красно-белым внутренним жаром. Теперь Лобсанг видел похожие на плоты фрагменты материков, которые кружились, задирались, даже сталкивались друг с другом. При этом, всего на несколько минут, вздымались огромные горные хребты. Конечно, внизу уже не осталось ничего живого. Ничего не осталось от Стэна и Салли.

А вращение все ускорялось. Теперь Лобсанг видел деформацию всей планеты, она как будто размягчилась, поверхность растянулась, приспосабливаясь. Ему показалось, что на обнажившейся мантии образуется новая, неустойчивая география: реки более горячего вещества вырывались изнутри и текли по чуть более остывшей поверхности, смывая последние островки твердой коры. Создавалось даже некое подобие погоды: обширные облака плазмы прорывались наружу и раскидывали сверкающие щупальца по поверхности планеты.

Началась новая фаза. На экваторе, прямо под Лобсангом, появилось что-то вроде торнадо – вихревое движение с более темным центром, который взорвался с колоссальной силой, распылив осколки в исчезающую атмосферу. Это был вулкан, огромный выброс энергии мантии. На его фоне даже Йеллоустон показался бы всего лишь раскаленным пятнышком. На горизонте Лобсанг увидел еще контуры подобных образований, волдыри вздувались над искривленной поверхностью планеты, и все вдоль экватора. Со своего места Лобсанг видел, как из них вырывались огромные болиды, скопления светящихся глыб взлетали над горизонтом и через несколько секунд падали обратно в море расплавленных силикатов. Но затем произошло титаническое извержение, из планеты вырвался целый град болидов и устремился в космос, вращаясь и остывая. Крупные обломки Земли, уже терявшиеся в космосе.

И тут он впервые увидел доказательства намерений жуков. Что-то похожее на исполинских, очень тонких бабочек с сетчатыми крыльями размахом в несколько километров спустилось с более высокой орбиты и медленно двигалось сквозь увеличивающееся кольцо остывающих осколков породы вокруг экватора, собирая их. Начиналась циничная жатва.

Теперь деформацию планеты было видно невооруженным глазом. Полюса сплющивались со скоростью сотни миль в час, и с такой же скоростью выгибался экватор, а большие вулканы превратились в пасти, безостановочно извергающие вещество в космос. Поверхность была почти ровной, за исключением вулканических ран на экваторе. Мир стал каплей жидкости почти абстрактной красоты, подумал Лобсанг.

Затем случилась некоторая пауза, как будто планета переводила дыхание.

И поверхность словно поднялась, одновременно повсюду, как глобальное извержение. Огромные количества вещества, брызги блестящих камней и облака плазмы поднялись высоко в космос, некоторые текли в небе гигантскими реками, вероятно, под действием остатков магнитного поля. Сквозь разорванные внешние слои Лобсанг увидел более яркий внутренний свет, который отбрасывал ровные тени на сотни миль. Наверное, свет самого ядра – сжатого жидкого железа размером с Луну.

Сетчатые аппараты жуков жадно пожирали все вокруг.

Когда Земля рассеялась, ее гравитация потихоньку перестала удерживать судно Лобсанга, и оно незаметным поплавком начало уплывать, покачиваясь на волнах бурного космического моря.

* * *

Обломки Земли постепенно удалялись, и Лобсанг обратил мысли к будущему. К собственному будущему.

Он провел инвентаризацию систем корабля. Выносливый маленький аппарат переживет гибель мира, если только его не загребут жуки. Помимо внутреннего источника энергии, у него имелись складные солнечные панели и ионный ракетный двигатель для маневрирования, он обеспечит небольшую, но устойчивую тягу, которая со временем доставит его куда угодно.

Также Лобсанг обнаружил, что аппарат обладает ограниченной, но функциональной способностью к саморемонту. И даже небольшим принтером материи. Не как у серебряных жуков, но зонд мог производить запчасти для себя и даже воздействовать на окружающую среду. Лобсанг мог продержаться вечность, главное – найти источник сырья. Он даже может создать себе новое тело.

Однако где искать это сырье? Возможно, в комете? Или дальше в темноте, где далеко за планетами роятся ледяные миры? И если он сможет выбраться дальше, он не будет беспомощным. Нет предела тому, что он может. Но для этого полно времени.

И полно времени, чтобы вспоминать то, что он видел. И оставил позади.