– Кто это прислал? – взревел барон.
Теперь, когда опасность миновала, вперед бесстрашно выступил Раббан. Он отогнул один из молдингов и вырвал из окоченевших пальцев трупа записку.
– Это подарок от ведьмы Мохиам.
Держа записку перед глазами, Раббан медленно произнес текст, словно прочитать даже пять слов было для него трудной задачей.
– «Не стоит недооценивать нас, барон».
Раббан скомкал бумажку и швырнул ее на пол.
– Они убили вашего ментата, дядя.
– Спасибо, что объяснил.
Барон согнул молдинги и с такой силой пнул ящик, что труп вывалился наружу. Второй удар пришелся по грудной клетке мертвеца. Теперь, в такое трудное время, когда позарез нужен умеющий плести интригу ментат, когда на карту поставлено само существование Дома Харконненов, этот мерзавец позволяет себе недопустимые вольности.
– Питер, как ты мог оказаться таким тупым, таким неуклюжим, что позволил себя убить?
Труп не отвечал.
С другой стороны, де Фриз начал уже изживать себя и свою полезность. Он, без сомнения, был адекватным ментатом, хитрым и полным сложных ценных идей. Но в последнее время он пристрастился к сильнодействующим лекарствам, которые нарушали его восприятие действительности, причем начала проявляться склонность к излишней показной инициативе и самостоятельным действиям…
За следующим ментатом придется следить более тщательно. Барон знал, что тлейлаксы давно уже вырастили для него гхола, другую версию Питера де Фриза, обученного ментата, ставшего извращенным вследствие специального обусловливания. Генетические мудрецы знали, что рано или поздно барон выполнит свою угрозу и убьет де Фриза.
– Отправь послание на Тлейлаксу, – прорычал барон. – Пусть они, не мешкая, пришлют мне другого ментата.
Император Шадцам объявил, что погребальный костер будет самым величественным за всю историю империи.
Тело леди Анирул, убранное в изящные одежды из китового меха и украшенное бесценными копиями самых дорогих ее украшений, покоилось на ложе из фрагментов зеленого хрусталя, похожих на изумрудные зубы дракона.
Шадцам стоял в изголовье костра, вглядываясь в океан человеческих лиц. Огромная масса людей собралась здесь со всех концов империи, чтобы отдать последний долг умершей супруге своего правителя. Скорбящий Шаддам был одет в церемониальную одежду приглушенных цветов, что создавало атмосферу сдержанного великолепия.
Разыгрывая печаль, Шаддам опустил голову. Пять дочерей стояли в первом ряду траурной толпы, рядом с помостом, на котором был установлен гроб. Дети непритворно скорбели по поводу утраты. Маленькая Руги плакала. Только Ирулан была холодна и сдержанна.
Зрелище похорон должно было задеть самые сентиментальные струны в сердцах присутствующих, но сам император не испытывал печали. Со временем ему все равно пришлось бы, так или иначе, устранить жену.