И не успеваю докончить. Рев кибера меня прерывает:
— Встать! Ноги в стороны! Руки за голову!
И вижу я, как темненькие глазки Антарес от слез мгновенно высыхают. И появляется в них что-то такое, чего никогда не было. Решимость, может. А может, и ненависть. Она же загадка для меня, тайна, никогда я ее не пойму, девочку мою, до конца. Потому что знаю: прелесть ее — не от этого мира и поэтому непостижима…
Встает она и поворачивается к киберам — они как раз в трех шагах от нас оказываются. У того, что в центре, дуло нагрудной пушки как бы затуманено после выстрела. Антарес протягивает к нему открытую ладошку. И…
В общем, этот кибер отправляется к чертовой матери. Внутри у него что-то взрывается, разваливается он пополам, а потом раздаются еще взрывы — и отлетают от его половинок конечности.
Вот тебе и «ноги в стороны, руки за голову»!
Киберы опешили. Полицейские за их спинами встали как вкопанные. Внештатная ситуация — нападения не было, а «ущерб в ситуации противостояния стража порядка и потенциального преступника» нанесен!
Я уже ничему не удивляюсь. Просто верю теперь в силу Антарес, всей душой верю, и от этого дикий такой восторг во мне поднимается! Пытаюсь встать, отлипаю спиной от камней, сажусь, но опираюсь сдуру на раненую руку и со стоном снова падаю. Антарес оглядывается — лицо ее совершенно спокойно — и говорит:
— Потерпи, Люка. Сейчас все будет кончено. — И снова протягивает ладошку к киберам. И вторую — тоже.
Здесь-то кое-кто из копов и допер наконец, в чем дело:
— Опусти руки, сука! — Вопль из толпы мордоворотов.
Но это было последнее, что мы от них слышали. Вся картина — четыре могучие двухметровые фигуры кибера в трех шагах от нас; разбросанные вокруг них обломки пятого; беспорядочные ряды полицейских, закрывающие спуск к станции метро, — стала подергиваться рябью.
Я глаза вылупил и чувствую вот что: нереальными как бы они становятся — ну, киберы и копы. Как привидения, что ли. Застыли, будто в сонном царстве оказались, и колеблются тихонечко все. А потом рябь на этой картине все мельче, мельче становится — совсем синих касок не видно стало. Раз! — и прекратило рябить. Воздух опять прозрачный. Только полицейских нет, ни одного. Растворились в воздухе, исчезли. И все, вроде, на своих местах осталось: здание станции — все то же, обшарпанное, битое, без крыши; лестница, спускающаяся в метро — все та же, землей засыпана, грязная; психи — те же, вдалеке бродят… А полиции — нет!
Ну, я отказываюсь мыслить и говорить — чего здесь скажешь-то? — опускаю голову на камни и смотрю в голубое небо. Бессмысленными такими глазами. Слышу, Антарес ко мне подходит и рядышком садится. Я — тихо:
— Антарес… Что…
А она пальчик к моим губам прикладывает и шепчет:
— Лежи пока, Люка! — И руку мне на рану накладывает. И держит, крепко так ладошку к плечу прижимает. Но мне не больно нисколько. Лежу, молчу, хлюпаю носом, кровь глотаю. Чувствую, кровь идти перестала. Потрогал нос — не болит. Распух, правда, собака, но это не беда. Антарес руку отняла от плеча и говорит:
— Ну, все. Порядок.
Я смотрю — сквозь дырку в куртке чистая кожа видна, а не черное отверстие, какое должно быть после удара лазерного луча. Пошевелил рукой — работает, не болит! Я как вскочил, как набросился на Антарес! На руки ее поднял, хохочу, как бешеный, закрутился, а она тоже смется и отбивается! Кончилось тем, что мы на землю упали. Я приподнялся на локте, навис над ней и спрашиваю:
— Это твой талисман делает, да?