Властитель мира

22
18
20
22
24
26
28
30

Milites Christi, настоящие цели этой отвратительной военной кампании вовсе не те, о которых вам говорят, но истина проторит себе путь к свету, несмотря на титанические усилия, которые прилагаются в верхах, чтобы ее скрыть.

Milites Christi, не верьте в то, что вам говорят, и никогда не говорите, во что вы верите! Milites Christi, всегда думайте своей головой!

Танкред сложил листок и убрал его в карман.

Ничего особо нового, подумал он. Легко критиковать или кричать об опасности, сохраняя анонимность. Однако он был готов к худшему. Следовало признать, что в листовке отчасти содержалась правда. Разумеется, преувеличенная, но все же правда. Что касается Роберта Дьявола, например, то кому, как не Танкреду, знать, что это отъявленный бандит, недостойный своего благородного титула.

А если эти бунтари обладают точной информацией о некоторых баронах крестового похода, то почему бы и другим их утверждениям также не быть частично истинными? Разумеется, Танкред не был так наивен, чтобы не узнать старые приемы клеветы, когда зерна истины смешиваются с ложью, чтобы зародить сомнение. Однако его смущал сам тон листовки. Это не походило на зажигательную агитацию, скорее на методичную обвинительную речь.

Голландец опытной рукой поставил перед ним две кружки пива. Танкред обмакнул губы, потом глянул на мессенджер: 9:34. Он спросил себя, куда подевался Льето, опаздывать не в его духе.

Полчаса спустя фламандца все еще не было. Даже мелкими глотками Танкред уже осушил половину своей кружки, и ожидание начинало действовать ему на нервы. Таверна мало-помалу наполнялась народом, почти все столики были заняты. Офицеров здесь было мало. Как правило, они проводили время в своем кругу, а не в общественных местах. Молодых рекрутов тоже немного; их скорее можно было увидеть в нескольких модных барах, которые тоже имелись на борту, – как, например, знаменитый «Вавилон» в четвертом секторе.

Танкред вытянул под столом ноги и похрустел позвонками, чтобы расслабиться. Вот уже несколько минут, сам не понимая почему, он чувствовал, как в желудке завязывается узелок тревоги, как если бы он лажанулся на маневрах и знал, что его ждет разнос. Но сейчас для этого не было никаких оснований. Сегодняшний день не омрачило ни одно неприятное событие, не было никаких ссор, так что напрасно он ломал себе голову, объяснений этому гнетущему чувству не находилось.

Потом в памяти всплыл тот странный навязчивый сон с его чередой абсурдных и не связанных между собой картин. Не он ли стал источником теперешнего смятения? Чем больше Танкред вспоминал, тем сильнее ощущал, как его охватывает глухое беспокойство. Что мог означать подобный сон? Если только он вообще означал хоть что-то. Из каких забытых событий в его жизни это сновидение черпало сцены и образы, перемешав их без всякой логики до такой степени, что они становились совершенно невразумительными?

Вдруг, грубо вырвав его из размышлений, с грохотом распахнулась входная дверь и в зал ворвался задыхающийся Энгельберт. В два шага он оказался у столика лейтенанта:

– Танкред! Идем, скорее!

Выражение его лица мгновенно сработало в голове Танкреда как сигнал тревоги. Он понял, что случилось что-то серьезное. Вскочив, он без колебаний ринулся вслед за фламандцем, который уже выскакивал из таверны.

– Эй! А платить кто будет? – закричал Голландец.

– Запиши на мой счет! – бросил Танкред, выбегая за порог.

Он следовал за Энгельбертом, который со всех ног мчался по главной артерии палубы Е.

– Что случилось? – выдавил он между двумя вздохами.

– Льето… – ответил Энгельберт. Ему пришлось резко затормозить, чтобы не налететь на двух женщин, которые их не заметили. Но он тут же бросился дальше. – Он вызвал меня из прачечной, где работает Вивиана, там вроде что-то серьезное.

– Тогда поторопимся! – ответил Танкред, прибавляя ходу.

Хотя коридоры в этот час были малолюдны, им приходилось лавировать между людьми, которые с удивлением глядели на двух бегущих сломя голову молодчиков.

После долгих минут бешеной гонки они наконец добрались до центральных прачечных «Святого Михаила». Сюда ежедневно свозили тонны грязного белья. Каждый комплект одежды обрабатывался за несколько часов, а затем отправлялся обратно, туда, откуда поступил, уже выстиранным и, если речь шла об умных тканях, реактивированным.