Они промчались через большие пустынные залы – ночью здесь никто не работал, – заваленные огромными грудами белья, выложенными рядами перед десятками стиральных машин. Когда здесь не было людей, место приобретало несколько ирреальный вид. Задыхаясь, Энгельберт бросил:
– Льето сказал, что он на складе L!
Но Танкред уже засек лучик света в глубине помещений и бросился в том направлении с криком:
– Туда!
На другом конце прачечных, за простой складской дверью, их ждало жуткое зрелище.
Втянув голову в плечи и содрогаясь от спазмов, Льето стоял на коленях перед лежащей на полу какой-то темной массой. Танкред остановился как вкопанный, едва оказавшись в помещении. Первое, что его поразило, – запах. Тошнотворный запах горелой плоти, едкий и сильный. Потом он осознал, что спазмы Льето – это на самом деле рыдания, и импульсивно двинулся было к нему, чтобы ободрить и предложить помощь, какова бы ни была причина его скорби. В это мгновение он понял, над чем склонился его друг. И, оцепенев от ужаса, замер на месте.
Энгельберт позади него первым медленно двинулся вперед, словно тоже догадался, какая трагедия здесь разыгралась. Неуверенными шагами Танкред последовал за ним. И мрачное предчувствие, охватившее его при входе в склад, стало реальностью. Перед Льето на полу лежало нечто в форме человеческого тела, обугленного, застывшего в чудовищной судороге боли.
– Господи… – пробормотал Энгельберт, осеняя себя крестным знамением.
Танкред, хоть и закаленный долгим пребыванием на полях сражений, почувствовал, как его захлестывают эмоции. Лицо жертвы было неузнаваемым, но некоторые части тела избежали ожогов, и среди них ясно различалось изящное женское запястье, обвитое тонким серебряным браслетом. Браслет был подарком Льето. Он преподнес его Вивиане в конце первого месяца их любовной истории.
Танкред упал на колени рядом с другом и выдохнул:
– Господи, смилуйся над ее душой…
Дрожащей рукой Энгельберт осенил крестом голову усопшей и срывающимся от волнения голосом, с катящимися по щекам слезами, глухим голосом принялся читать:
Три часа ночи. Все обитатели каюты 48–57 спали глубоким сном.
Льето лежал в своей ячейке, свернувшись на боку почти в позе зародыша, с закрытыми глазами. Его грудь медленно вздымалась в ритме дыхания. Энгельберт, сидя на краю койки, держал брата за руку, не сводя с него глаз. Льето казался совершенно неподвижным. Брат отпустил его руку, поправил одеяло и бесшумно поднялся. Протирая красные от усталости глаза, он присоединился к Танкреду, сидящему немного в стороне.
– Заснул, – прошептал он.
Тоже совершенно измотанный, Танкред устало кивнул. Они провели больше четырех часов с полицией, и теперь начал сказываться наложившийся на шок от жуткого открытия недосып, беря верх даже над тренированными организмами.
Обнаружив Льето на складе, они, парализованные ужасом увиденного, какое-то время пребывали в полном ошеломлении. Потом, немного придя в себя, Энгельберт медленно поднялся, словно все его члены весили больше обычного, и по мессенджеру известил власти.
Двадцать минут спустя квартал оцепила военная полиция. Весь сектор перетрясли сверху донизу, но ни одного подозрительного или свидетеля не обнаружили. Потом приступили к долгому осмотру места происшествия, и тут уже главная роль была отведена научной полиции.
По настоятельной просьбе Гуго де Вермандуа, капитана корабля и брата короля Франции, контингент военной полиции на борту подбирали из рядов французской королевской стражи. Однако весь оперативный состав и инспекторы находились в непосредственном ведении Ватикана, как и тот человек, который подошел к ним, – со светящимся знаком уполномоченного Святым престолом дознавателя, вытатуированным на обритом черепе.
– Добрый вечер, господа. Алькандр Данон, именем короля Франции и папы военный дознаватель.
ebooksa