ЧЕРНАЯ ШЛЯПА

Эрик воткнул внушительную вилку на не менее внушительном проводе в розетку. Покрутил колёсико. раздалось шипение.

— Разве тут поймаешь что-нибудь? — нервно захихикала Зои, — Ой, насмешил. Когда это у нас что-то нормально работало?

— Не бузи, — сказал Эрик, — Лучше, кто-нибудь, помогите мне поставить его на окно.

Мы с Саймоном и Эриком, кряхтя, водрузили радиоприёмник на подоконник. Саймон покрутил колесо.

— Осторожней, Саймон, — приговаривал Эрик, — Станцию ловить — это целое искусство! Как ювелирное дело, например. Требует высшей точности и живого ума.

— Без тебя знаю, — огрызнулся Грег.

Раздалось невнятное пение. В понимании Эрика лучшего и пожелать нельзя. Он прокричал троекратное "ура" и сказал, что теперь радио будет всё время работать, кроме ночи.

— А нам попользоваться? — жалобно спросила я, — Мне музыка не помешает. Даже такая.

— Вот за "даже такую" я и не дам, — обиделся Эрик.

То, что июнь будет чудесным, я поняла ещё в начале мая. Он и был чудесным. И ещё только начинавшая входить в силу жара, и ласточки, и веснушки на щеках, и мемозы, и сандалии, и раскаленный асфальт, и зелень, купающаяся в солнечном свете, и нагретая на поверхности вода в бочках, и газировка со льдом, и панамки, и тенистая аллея и галькой, и скрипящий качели. Иногда там появлялся странный мальчик. Сколько бы людей не было вокруг, его никто не замечал. И он никого не замечал. Он вел себя так, словно на качелях рядом кто-то качался. Иногда они тоже тихо покачивались.

— Ты кто? — не выдержав, спросила я у него.

— Я? — переспросил мальчик, — Здесь никого нет.

— А с кем я тогда разговариваю? — спросила я.

— Сама с собой, — фыркнул мальчик.

Больше я от него не добилась ни слова.

— Оставь ты его в покое, — вздохнула девочка с сухой веткой в волосах, — Он почти что сиамского близнеца потерял.

— Да ну? — ошеломленно спросила я.

— Ну, не близнеца, а возлюбленную, — дернула плечами девочка, — Но суть всё та же.

Так я и познакомилась с Мариам.

Мариам — хрупкое существо, которое очень легко сломать, разбить на кусочки, как старинную вазу. Она любила пластинки, трещотки, бубны, лошадей и пшеницу. Мальчик с качелей каждый вечер оставлял ей у изголовья кровати ветку, которую она вплетала в волосы. Зачем, я так и не поняла. Но то, что между ними была особая связь, было видно невооруженным глазом. Тут и Блейном быть не надо.