Не чужие

22
18
20
22
24
26
28
30

— Поймите, случай очень тяжелый. Правую ногу мы точно спасти сможем, но с левой… — он выдохнул, посмотрел на нас с сожалением, выдерживая паузу, — возможно, ее придется ампутировать. Но это крайний случай. Я отправил снимки своим коллегам, через пятнадцать минут у нас онлайн-консилиум, там и решим что делать. Оперировать нужно незамедлительно. Валерию уже готовят к операции. Она потеряла много крови, понадобиться переливание.

— У нее третья отрицательная, — глухо произнес Смоленский, потерев ладонями лицо, словно эта информация смогла бы как-то спасти всю сложившуюся ситуацию.

Он сразу же сгорбился, стал на несколько лет старше. Ощущение, словно мысленно похоронил дочь.

Я сжал руки в кулаки, поднял взгляд на хирурга,

— Что значит ампутировать? — резко спросил я у него. — Ни о какой ампутации и речи быть не может.

Даже думать не мог о таком исходе. Лера этого не заслужила. Только не она. Сердце сжалось в грудной клетке, воздуха стало на хватать, а виски пульсируют от боли.

— Мы делаем все возможное, но если…

— Если у вас руки из жопы растут и вы не можете провести операцию, то мы найдем другого хирурга! — я ухватил его за ворот халата и притянул к себе. В этот момент я абсолютно себя не контролировал.

— Давид, прекрати, — попытался усмирить меня Смоленский, а Петр Николаевич бросился в коридор, наверняка чтобы привести охрану.

— Ты меня слышал, — прорычал я, не отрывая взгляда от травматолога и резко отпустил его, успокаиваясь.

— Я вам не сотворю чуда, я не Бог, но сделаю все что в моих силах. Вы сейчас убиты горем, понимаю, но держите себя в руках, пожалуйста. Операция будет длится минимум до утра. Поэтому будьте готовы к тому, что ночь будет долгой. И скорее всего в дальнейшем понадобится пересадка кожи. Это если все пройдёт хорошо, — холодно бросил он и скрылся за дверью.

Я же сел на кушетку рядом с отцом Леры. Ноги не держали.

— Это я во всем виноват, — тихо пробормотал я. — Не стоило ее отпускать. Не в том состоянии в котором она находилась.

Но осознание этого пришло поздно. Слишком поздно, чтобы что-то изменить.

***

— Что у вас там произошло? — хмуро интересуется Смоленский, поворачивая в мою сторону голову.

— Немного повздорили, — хмыкнул я, а потом все же признался. — Она знает о том что вы меня вынудили жениться на ней. В пылу ссоры проговорился. Можете убить меня, можете сравнять с землей весь бизнес моего брата, но так дальше продолжаться не может. Вы не только мне, но и ей жизнь портите. Мне не стоило идти у вас на поводу, но… поздно.

Отвернулся от него, пряча лицо в ладонях и уже зная как стоит поступить в будущем. Только пусть Лера сначала в себя придет и поправится.

— Не стоило мне лезть в ее жизнь, — после того как мы просидели долгое время в тишине, каждый думая о своем и в тоже время об одном и том же, произнес Смоленский. — Хотел хоть раз для нее что-то сделать. Видел же что в тебя влюбилась, изменилась, расцвела, да и ты к ней интерес проявлял. Она же у меня такая красавица, вся в мать. Даже смотреть больно на нее, сразу образ Валентины перед глазами. Хотел помочь, боялся что бестолкового себе найдет кого-то, или же как прошлый ее тот… за деньгами гнался, а не за ней, вот и решил ее побыстрее пристроить. Ты же хороший пацан, Леонов, в меру строгий, добрый, надежный. Тебе я мог ее доверить. И от врагов моих уберег ее…

Он замолчал, но я был уверен что это не все. Поперек горла встал ком, рот заполнила горечь. Мы натворили много ошибок. А расплачивается Лера. Ее вина лишь в том, что влюбилась не в того. Хотя не буду врать, я уже так привык к ней, что если бы сейчас узнал что разлюбила или с другим застал — то наверняка бы расстроился и разозлился.

Привык или полюбил?