— Где ключи?
Кивком указываю на подоконник. Давид сгребает их и подходит ко мне.
— Идем. — Он обвивает меня рукой за талию, придерживает и медленно следует за мной.
Из моего рта то и дело вырываются стоны.
— Когда иду, становится хуже, — объясняю я.
— Иди сюда. — Я не успеваю сообразить, что происходит, как Леонов берет меня на руки и бережно несет по ступенькам вниз.
Я обвиваю его шею руками, утыкаюсь лицом в плечо, вдыхаю аромат его туалетной воды. Мне так уютно в его объятиях, что я разочарованно вздыхаю, когда он опускает меня на переднее сиденье своей машины.
Давид обходит автомобиль, устраивается на водительском месте, заводит мотор.
— Пристегнись, — бросает, не смотря на меня.
Я выполняю его просьбу, нахожу удобное положение, при котором боль не так сильно чувствуется. Давид срывается с места, несется по городу, наплевав почти на все правила дорожного движения.
— Не тошнит? — прерывает он тягостное молчание.
— Нет.
Он разжимает пальцы от руля, прикладывает ладонь к моему лбу.
— Температуры вроде тоже нет. На аппендицит как-то не похоже, но я не врач. Минут через пять доедем.
— Ага. — Я вжимаюсь в кресло, так как Леонов резко прибавляет скорости, двигатель урчит, и мы летим по дороге.
В приемном отделении многолюдно. Давид усаживает меня на мягкий диван, сам же подходит к регистратуре. Несколько минут, и меня уже ведут в палату на осмотр к дежурному хирургу. Каждый шаг отдается болью. Только теперь она сосредоточена не в области паха, а со спины. Весь бок простреливает.
Я присаживаюсь на кушетку и со страхом кошусь на медсестру, которая собирается измерить мне давление и заполняет анкету. Давид остался снаружи, а мне бы так хотелось, чтобы он сейчас был рядом. Его присутствие меня успокаивает.
— Какой у вас день цикла? — задает следующий вопрос медсестра, и я спотыкаюсь на нем. Мысленно пытаюсь сосчитать.
— Сорок седьмой? — скорее спрашиваю я, а не утверждаю. Потому что вдруг понимаю, что у меня задержка.
Медсестра отрывается от бумаг и вскидывает на меня взгляд.