«Трудовики» пучками расходились по домам.
Вернувшись домой, Ампиров достал из внутреннего кармана пиджака толстый бумажник и извлёк из него крохотный магнитофончик. Из магнитофончика он вытащил кассету и положил в ящик стола, где находилось ещё несколько таких же кассет.
Власть ещё может перемениться, и не в его пользу. Тогда, сдав своих пучков, у него будет шанс отмазаться самому.
Последнюю записанную часть с Апельсиновым нужно будет завтра же предоставить соответствующим органам: этого педика загребут, а его ребят он сумеет привлечь к себе.
Вечный подросток Совенко
Эдуард Апельсинов, выйдя из пивной, решил немного прогуляться по вечерней Москве: домой, в одинокое жилище возвращаться не хотелось.
Когда он вернулся из эмиграции в Москву и познакомился с оппозиционерами, то был от них в восторге. От Жигулёвского, от Маркашова, Ампирова. Ампирова он считал прямо якобинцем — честным, непримиримым экстремистом. Постепенно романтические восторги угасли. Жигулёвский — это несерьёзно. От Бакашова и Ампирова последнее время тянет животным человеконенавистничеством. Его, Апельсинова, почему-то всегда тянет на дно.
Он — вечный оппозиционер. Он всегда в оппозиции к существующему режиму, каким бы тот ни был. Когда он жил в Советском Союзе — он ненавидел коммунистов. Жил в Штатах — ненавидел весь их сытый, насквозь буржуазный строй, который убивает настоящее искусство. Вернулся в Россию: тогда в оппозиции были коммунисты, ЛДПР — и его потянуло к ним. Теперь, когда у власти Зюзюкин — он не хочет быть с ним. Зюзюкин — это замёрзший мамонт, а вся его КПРФ — партия мертвецов. Он, Апельсинов со своими нацболами не хочет, чтобы ими правили доисторические животные. У власти должен быть молодой и сексуальный.
Впрочем, вполне возможно, причины здесь классовые. Все эти коммунисты, либерал-демократы — жуткие плебеи. Жигулёвский вообще жлоб. А он, Апельсинов, всегда был эстетом. И, напротив, если у власти буржуа и «белые воротнички» — он им чужой: он сам продукт дна. В юности он был хулиганом и бандитом: пил, курил анашу, устраивал «разборки», грабил киоски и магазины.
Он, Эдик Апельсинов, всем чужой. Он, талантливый русский писатель и поэт, не вписывается ни в один режим. Он ненавидит стадо и стадность. Он одиночка. Изгой. Его место — в вечном противостоянии власть имущим.
Его миропорядок в целом не устраивает. Современная цивилизация не устраивает. Его устроила бы только мировая революция, которая сломала бы весь существующий миропорядок. Поэтому его всегда привлекали хиппи, панки, гомосексуалисты и иже с ними — те, кто противостоит этому обществу, кто бросает ему вызов. Но где ему найти столько единомышленников, чтобы устроить мировую революцию? Его партия нацболов — классные молодые ребятки, но это всего лишь кучка подростков.
Апельсинов вышел к набережной Москвы-реки. От воды, полоскающей ночные огни, тянуло прохладой. Эдуард оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто не видит, достал из-за ремня брюк пистолет.
Любовь ко всевозможному оружию у него в крови. Он обожает ножи, кинжалы, кортики, сабли и палаши. Он обмирает от одного вида огнестрельного оружия. В любом оружии ему видится что-то таинственное и священное. В очертаниях любого револьвера он ощущает вагнеровский ужас.
Апельсинов сжал в ладони рукоять «ТТ» и потрогал указательным пальцем курок. Ему захотелось стрелять. Стрелять в прохожих, в ночных чаек на воде, по окнам домов. Дайте ему автомат! Впрочем, он предпочёл бы ядерное оружие. Уничтожить к чёртовой бабушке этот мир!
Апельсинову снова вспомнился разговор в пивной. Ампиров обещает рабочим вернуть их власть. Во-первых, настоящей власти у рабочих не было никогда. И при Советах не было: пролетариев использовали как класс, который сделал для Советов революцию. А потом их снова загнали на заводы и в шахты, заткнув им рты куском дешёвой колбасы. Во-вторых, этот «якобинец» хочет власти не для рабочих, а для себя. И когда принесут ему эту власть его пучки, убогие поэты-песенники, он тоже «кинет» их по-чёрному, как использованный презерватив. Развалил «Фронт трудового народа», а он мог бы стать основой формирования объединённой оппозиции. Сейчас Зюзюкину задницу лижет, носится со своей «объединённой КПСС», чтобы быть поближе к власти. Зюзюкин посылает его культурно и правильно делает. Со временем все передерутся, перегрызут глотки друг другу — и на этом закончатся все их революции. А рабочим ни одна революция не давала ничего. Рабочий при любом режиме вынужден работать. К сожалению, такого совершенного общества, где нет понятия «работа ради жизни, денег» — просто не существует. На нашей планете, по крайней мере.
Может, он, Эдичка Апельсинов, инопланетянин, Бог весть как попавший на эту грёбанную Землю и тоскующий по своей цивилизации? Наверное, так и есть.
Инопланетянин Апельсинов прошёлся по набережной.
Зюзюкин уже запретил его партию нацболов как партию некоммунистического толка. Потом его, как оппозиционера, ликвидируют или опять вышвырнут из страны.
Сейчас в загоне демократы — может, податься к ним? Он слыхал, где-то в подмосковных лесах партизанит со своим отрядом Новодровская, наводя ужас на комуняк. Что ж, он всегда относился к ней уважительно, как ко всем революционерам-экстремистам. Ему казалось, в чём-то они очень похожи…
Зюзюкин у власти уже несколько месяцев, и все эти месяцы Апельсинов чувствовал себя очень одиноко и как бы не у дел. После запрещения его партии его ребятки тоже захандрили. Импотенту и недоноску Зюзюкину никогда не понять здоровых людей. Они хотят дела, настоящего дела: противостоять и сражаться! У них нормальная здоровая эрекция — они хотят трахать и взрывать этот мир. Они жаждут!
ebooksa