— Вон он, голубчик, воссиял, аки агнец небесный! — углядела в бинокль Валерия Ильинична плешь папаши Зю. — Одну минуточку, дорогой товарищ, ангелочек ты наш, сейчас вознесёшься к святым праотцам. Газу, Эд!
ВАЛЕРА снова рванул. Вот он, её звёздный час! Валерия Ильинична расплылась в блаженной улыбке. О радость истинного революционера!
— Ты куда это, крыса коммунистическая, направляешься? — догнав Зюзюкина, бесцеремонно поинтересовалась Новодровская.
— Самолёты НАТО летят бомбить Москву! — заорал Зюзюкин.
— Шкуру свою спасаете, сволочи, понимаешь! — крикнул с брони Ёлкин.
— Геннадий Андреевич, — проворковала сверху Валерия Ильинична, — кому суждено повеситься, тот не утонет. Вот и сошлись во поле чистом наши стёжки-дорожки. Эд, дави гада!
— Даё-ёшь!!! — заорал во всю мощь Эдичка и целенаправленно развернул машину.
Грозно лязгнули гусеницы. Геннадий Андреевич попятился, повернулся и задал такого стрекача, что ВАЛЕРА едва поспевал за ним.
— Коммунисты, вперёд! — подзуживала его Валерия Ильинична, колыхаясь всем корпусом над люком.
Новодровская подумала, что она сейчас как Жанна д`Арк — на своём боевом коне мчится спасать Родину. Правда, Жанна спасала её от нашествия иностранцев, а она, Валерия Новодровская, напротив, призывает иностранцев, чтобы спасти свою несчастную Русь.
— Э, Валерия Ильинична, мы с вами так не договаривались! — возроптал с брони Ёлкин. — Я бомбить Москву американцам не позволю. Здесь нам с вами не по пути.
— Что ж, Борис Николаевич, к сожалению, вы всегда были лишь временным нашим попутчиком. Президентские кресла надо заслуживать не в обкомах и Политбюро, а в лагерях и Лефортове. Вы не в состоянии мыслить планетарно. У нас с вами масштабы разные. Позвольте от всей души поблагодарить вас за все ваши разрушения, о большем я даже не мечтала. Папаша Зю напрасно старался бы восстановить прежние времена: восстановить их, слава Богу, уже невозможно. А теперь прощайте: мавр сделал своё дело, мавр должен уйти. Эд! Бориса Николаевича укачало от нашей лихой езды. Тормозни-ка!
— С превеликим удовольствием, Валерия Ильинична! — обрадовался Апельсинов. — Ёлкин с возу — нам легче.
Эдик сделал крутой вираж, и Борис Николаевич скатился с брони в сугроб.
— В жизни периодически необходимо освобождаться от балласта, чтобы ничего не мешало достижению намеченной цели, — сделала резюме Валерия Ильинична. — Я всегда была волком-одиночкой. Эд, вперёд!
— Валерия Ильинична! — напрасно взывал к милости Зюзюкин. — Мадам Новодровская!
— Мадемуазель я, Геннадий Андреевич. То бишь, девица по-нашему. Ма-де-му-азель!
— Ма… мзель… Ма… Ма! Мама!
«Эх, — подумал Геннадий Андреевич, — был бы я Львом, ни за что бы не струсил».
Но он был Рак. И потому бежал по бескрайнему заснеженному полю маленький лысый человечек, а за ним, рычало и лязгало гусеничное чудовище с бесстрашной московской девой в камуфляжной форме.