XLVI
Прежде ссоры с женой протекали таким образом: в самых сильных случаях (когда говорилось о разводе, о самоубийстве) Ипполит Кисляков, хлопнув дверью, уходил из дома и не возвращался до поздней ночи, а если было у кого переночевать, оставался там до утра.
Тогда Елена Викторовна начинала беспокоиться, ей приходили мысли о том, что он, может быть, бросился сейчас с площадки шестого этажа или под трамвай, и через час к ней принесут его изуродованное тело.
Она кидалась по всем знакомым, с ужасом бегала даже на реку. И когда, в последней степени тревоги, проклиная себя за свою несдержанность, находила его, то у нее уже ничего не оставалось, кроме радостных слез при виде его живым и здоровым.
А Кисляков иногда даже говорил ей, что он действительно был недалек от самоубийства, потому что эта ссора «поразила его отсутствием высшего начала в их отношениях». И ему своим самоубийством хотелось ей показать, как тяжело воспринял он этот разлад с ней и потерю ее любви к нему.
На самом деле он ни разу не был близок к самоубийству, разве только для взвинчивания самого себя говорил вслух, идя из дома по улице в неизвестном направлении: «Вот брошусь с шестого этажа, она тогда спохватится, да уж поздно». И тут начиналась жалость к самому себе, а потом и жалость к жене, к ее отчаянию, одиночеству после его смерти. В этот момент он шел домой и рассказывал жене о предполагавшемся самоубийстве для того, чтобы она на будущий раз остерегалась от таких выступлений, а кроме того, — чтобы вызвать ее жалость к нему и усилить примирение.
«Глупый! — восклицала тогда Елена Викторовна, испуганная и в то же время счастливая от такой сильной любви его к ней. — Ну разве так можно?..»
В этот вечер на улице был дождь. Итти в неизвестном направлении было мокро. Кисляков, дабы не измокнуть, стал под соседние ворота и решил стоять, чтобы довести Елену Викторовну до надлежащей степени тревоги и опасений, что он уже приготовляется к прыжку с шестого этажа. Но поднявшийся ветер начал захлестывать дождем и под ворота, заливать за воротник. Тогда он, не зная, куда деваться, решил итти домой. Это было явно преждевременно. Главным образом потому, что у него еще продолжала кипеть злоба против жены и не появилось еще жалости к ней. Напротив, еще больше кипело раздражение оттого, что дождевая вода пролилась по спине до пояса благодаря стоянию под воротами. Он вернулся домой, сел за письменный стол и уткнулся в газеты.
Елена Викторовна вышла из-за ширмы с заплаканными глазами и сказала:
— Что же, так у нас будет без конца?..
— В чем дело? — спокойно спросил Кисляков и сам порадовался своей закаленности и безразличию своего тона.
— Как «в чем дело»!? Боже мой, что с тобой сделалось!.. Ведь я измучилась… ты на меня не смотришь, говоришь как с собакой… Чем я провинилась?
Голос ее дрогнул, у Кислякова защипало в носу от невыразимой и неожиданной жалости к жене.
Ему захотелось подойти к жене, обнять ее и сказать: «Ни в чем ты не провинилась, а просто чем дальше, тем больше гибнет моя душа. Это началось с того самого момента, как я превратил свою жизнь в фальшивку и во мне все остановилось. С этого момента я потерял обоняние к высшим человеческим ценностям. Мне стало все — „все равно“. Какой мне смысл в этих ценностях, когда моя собственная ценность давно погибла. Я дошел до такого падения, что думаю о том, как ты мне дорого стоишь, и что если я избавлюсь от тебя, то буду иметь возможность больше тратить на себя. Я потерял всякую чувствительность к тому, что не покупается никакими деньгами: к верной, бескорыстной любви близкого человека. Спаси меня, я гибну…».
Но он не обнял ее и не сказал этого. Сказать это про себя близкому человеку не хватало мужества, даже в такой просветленный момент.
Он только погладил руку жены и сказал примиряюще:
— Ну, довольно…
И ждал, что она с порывистой радостью от наметившегося примирения обнимет его. Но Елена Викторовна не обняла. Ей, столько перенесшей, хотелось сначала показать ему, как он был неправ, как бессмысленно жесток к ней. И это погубило все дело.
— Ты помнишь, с каким чувством я приехала? Мне было невыносимо без тебя, я не могла думать о своем здоровье, когда мне представилось, что с тобой здесь случилось несчастье.
И она, стоя посредине комнаты, начала говорить, выставляя свою бескорыстную любовь к нему и его равнодушие.
ebooksa