С распаханных крестьянских загонов, пестревших расставленными по бороздам мешками, доносился крепкий запах картофельной ботвы, завядшей от ранних утренников. И сырая осенняя трава, пересыпанная желтыми листьями, стала клочковатой и жесткой.
Пахло землей и осенью.
После городского шума и сутолоки здесь была особенная тишина и ясность.
Кислякову показалось странным, что есть эта тишина, о которой он как-то забыл совсем.
Он посмотрел на небо. Оно было ровное, спокойное, какое бывает в тихие осенние дни. В высоте чуть видневшейся ниткой летели к югу журавли, и чуть слышно доносилось их курлыканье. Кислякову вдруг показалось, что он утратил связь с этим вечным движением жизни.
Жизнь не останавливается и непрестанно движется. В прошлом году здесь не было этой железной дороги, не было тех двух заводов с высокими трубами, не было этого поселка, который вырос здесь.
Ему вдруг показалось, что нужно только слиться с этой движущейся и рождающейся жизнью, хотя бы в деле, какое он делает сейчас с Полухиным, — не спешить, не цепляться всеми силами только за животное существование. Тогда все будет хорошо. Помнить, что ведь он — человек, что свою сущность, появившуюся на земле один раз в миллионы веков, не стоит тратить на перебивание комнаты у дамы с ордером из Цекубу.
Проходивший мимо старичок с мешком за плечами и с трубочкой остановился и попросил прикурить.
— Тихо как у вас тут, старина, — сказал Кисляков.
— А вы сами из города будете? Или на даче тут?
— Нет, просто сейчас на часок приехал.
— Отдохнуть, значит, немножко захотели?
Старик ушел, а Кисляков долго стоял на высоком бугре. Потом медленно пошел домой в новом, просветленном настроении.
XLIX
Но, проходя от вокзала через площадь, он вдруг увидел Полухина, который стоял на остановке и ждал трамвая.
Он вдруг против воли, против сознания почувствовал какую-то суету в ногах. Торопливо и более громко, чем это было нужно, окликнул Полухина, который с удивлением оглянулся и пошел к нему навстречу.
Кисляков, видя где-нибудь на улице Полухина, испытывал большую радость, чем когда видел его в учреждении, как будто все видели, как они дружны, и могли только завидовать Кислякову.
— Ты куда направляешься? — с радостным удивлением спрашивал Кисляков.
— На стадион хочу проехать, да видишь, сколько народу никак не сядешь, — сказал Полухин, показав на переполненные трамваи.
Живой глаз Полухина смотрел дружески-приветливо, а стеклянный — неподвижно, остро и подозрительно.
ebooksa