Конец здравого смысла,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Скандалят. Развелись, а разъехаться некуда.

Конечно, Кисляковым руководило не одно упрямство. Тут в самом деле был вопрос хоть о каком-нибудь угле. Или он или она должны были очутиться на улице. А раз между ними шла борьба, и борьба жестокая, то о благородстве думать не приходилось.

Наконец, этот вопрос разрешился. В домуправлении ему сказали, что комната № 9 освободилась. Но прибавили, что пришла женщина с ордером из Цекубу, придется ей уступить, хотя, конечно, справедливость требует, чтобы жильцы своего дома были удовлетворены в первую очередь. Формально они не могут этого сделать, если же он хочет попытаться получить комнату, то пусть действует более решительно. Если он займет комнату раньше, то его труднее будет выселить из нее, и эта женщина с ордером будет легче устранена, хотя — не наверное, так как это в значительной степени зависит и от ее решительности.

— Как только мы комнату откроем, так вы сейчас ставьте в нее свои вещи. Она уже едет сюда.

Кисляков, шагая через три ступеньки, влетел наверх, выхватил из-под кровати свой чемодан и стал укладываться, при чем в его движениях и в лице была такая спешка, как будто он выбирался из горящего дома.

Выйдя в коридор, он увидел, что по коридору идет незнакомая дама со шляпной коробкой и присматривается ко всем дверям.

Кисляков, налетев на входившего в коридор ломовика, бросился к дверям освободившейся комнаты. Дама, с первого мгновения сообразив, в чем дело, тоже бросилась бегом, но опоздала: Кисляков успел забросить в комнату свой чемодан и, нырнув под руку дамы, почему-то даже сел на чемодан, запыхавшись и весь мокрый от пота.

А когда дама хотела поставить свою коробку, он ловким ударом ноги вытолкнул коробку за дверь и заперся на ключ.

— Я подам в суд! — кричала за дверью дама. — Это возмутительное насилие!

— Я же говорил вам, чтобы вы не опаздывали, — сказал подошедший управдом.

— Это не люди, а разбойники! — продолжала кричать дама. — Я сейчас подам в суд.

— Самое святое дело, — сказал управдом, — там лучше рассудят, а то что же мы можем сделать, если он раньше занял… И потом в первую очередь мы должны своих жильцов удовлетворить.

Кисляков, все еще сидя на чемодане, прислушивался к крику обиженной и, сняв пенснэ, утирал платком лоб и вспотевший бобрик, который торчал смокшимися перьями в разные стороны. Потом он встал, от ужаса перед самим собой сжал голову обеими руками, постоял так некоторое время и вышел.

XLVIII

Уставший, измученный борьбой последнего времени, он шел по улице, сам не зная, куда. К Аркадию ему не хотелось итти, он решил выждать некоторое время, чтобы Тамара встревожилась его отсутствием. Он прошел по бульварам, мимо Смоленского рынка, где бывшие люди торговали старыми вещами, разрозненными сервизами, пожелтевшими кружевами, облезлыми собольими горжетками.

Это были большею частью пожилые аристократки с грязными руками и немытыми лицами. Так называемый дворянский ряд.

Кисляков невольно перешел на другую сторону, из боязни встретить тут знакомых, перед которыми неудобно будет не остановиться и не выразить сочувствия (хорошенькое знакомство, если, например увидит Полухин).

Потом прошел на Александровский вокзал и, взяв билет, сел в дачный поезд.

На первой остановке он вышел.

Была середина сентября. В воздухе уже чувствовался пряный запах осени. Кругом виднелись желтые березовые рощи, сонно ронявшие листья, чернели осенние грязные дороги среди убранных полей и побуревшие ниточки полевой рябинки на межах.