А Мишка понесся к Ваське, чтобы договориться, поделиться даже, но чтобы он подтвердил, если что. Ну, мало ли там что могло быть с книгой.
— Где же ты был, — спросила Васькина мать. — Сынок-то мой разбился. А ты и не знаешь, выходит?
Нехорошо вышло.
Мишка вернулся домой. А дома — дед с теми же вопросами:
— Миша, внук, ты уж лучше мне честно скажи: куда делась книга? Васька твой, выходит, никак не мог….
И Мишка опять, совершенно не думая, ляпнул:
— Прости, дед. Это местные наехали. Я в кафе ходил, а они…
— Так это же другое дело! Ну-ка, тащи мне телефон.
Дед бодро потыкал в кнопки:
— Алё! Коля? Коля, что за дела в этом городе? Что за беспредел, в натуре? Узнал, да? Ну, давай, колись, кто и что тут мутит…
Мишка потихоньку ушел к себе. Еще раз посчитал сумму. Итог нравился. Но как же с дедом? К нему никто не входил, но на ужин Мишка не пошел. Зато утром вскочил с самого, как говорила мама, ранья, и тут же кинулся на улицу, пока дед не остановил.
Прямо у калитки стояла красная «нива» и старый потрепанный фордик, у которых о чем-то негромко разговаривали два мужика. Один длинный и сухой, какой-то весь крученый, как старый канат. Он заулыбался, увидев Мишку. И рот его был полон золотых зубов. Второй — невысокий и широкоплечий, смотрел хмуро.
— В машину! — сказал он, не здороваясь и не представляясь.
— А вы, собственно, кто? — осторожно спросил Мишка.
— Ну, считай, мы местный арбитраж. Давай, давай, не буди деда, не беспокой.
Потом было больно, стыдно и очень обидно. Хотя, на кого обижаться? На себя? Николай, как он представился, был уже не молодым, за сорок. Он спрашивал коротко и требовал ответа. Мишка юлил. А тот, что крепче, лупил по животу и по почкам. Умело, больно и сильно. Хорошо, что он не успел позавтракать.
— Лучше бы тебе пока на улицу не показываться, — сказал Николай. — Мало ли какие эксцессы…
А дома ждал дед. Прямо у двери ждал.
— Вот что, внучек, — сказал строго он. — Ты мне тут всяко рассказываешь, а ведь книжка та дорогая. И не только деньгами, но и памятью. За нее, знаешь ли…
— Брал я, брал, — повинился Мишка. — Наташке показывал, хвастался. Там и оставил, наверное.