Под руку с Одиночеством

22
18
20
22
24
26
28
30

Лютый лежал на оккупированном диване. Услышав свое имя, повернул локатором ушко и мотнул пятнистым хвостом.

«Я готов! Где моя доля сладкого?»

— Иди ко мне, мой защитник, — позвала малыша Таня, — вот, от сердца отрываю, — протянула ему ложечку сладости.

— Значит, защищал тебя сегодня Лют? А я, как бы, ни при чем?

— Ты мой рыцарь и хранитель! Тебе за это положен поцелуй, — она встала и подошла к папе, нежно обняла его за шею и, чмокнув в щеку, уткнулась куда-то глубоко в теплое и неожиданно родное.

С ней явно творилось неладное.

«Не хватало еще расчувствоваться! Ты дьявол? Вот и не разводи нежности!

А откуда ты знаешь, каким должен быть дьявол?

Ну — у… Так принято считать, что злой и бессердечный. Беспощадный и коварный. Весь астрал в таких образах!

Образ люди создают, фантазеры хреновы. А я — вот она, совсем другая.

Какая?

Потерянная. Ранимая. И одинокая.»

* * *

— Все-таки поломалось наше творение! — техник от досады хлопнул ладонью по ручке кресла.

— Не дрейфь! Я вот не разочаровываюсь, верю! А ты — слишком ветреный, — оператор наставительно поднял палец.

* * *

В школу Таню больше не пустили, предложили заниматься самостоятельно, дома. Радости не было предела!

По такому случаю было решено прошвырнуться по магазинам в поисках новых сортов варений и конфитюров. Волк даже оделся празднично, во что-то спортивное, подходящее к Танькиным нарядом.

— Здесь продавщица разговаривает, как учитель рисования в школе — не разбери — поймешь! — пожаловалась на очередную лоточницу Танька.

— Это суржик, такое наречие, — скривился Волк, — на нем очень многие разговаривают. Хотя некоторые считают это языком, — вздохнул печально. — Противно, если честно!

— А почему не говорят на каком-то одном? Сложно выучить?

— Не сложно. Жлобство врожденное мешает.