В общем, изменился я. Чуть не умер в Утронии, а вернулся с того света более живым, чем был. Стал ценить каждое мгновение жизни, а потому и поступки совершать не боялся. Вот, например, решил исполнить мечту – подняться на Эльбрус. И послал к черту привычные отговорки. В конце концов, я не первый диабетик, решившийся на восхождение.
А за день до моего отъезда на Кавказ ко мне в гости фулопп заявился, собственной персоной. Я уже не спал, но еще в кровати валялся. И вот за секунду до того, как я ногу в тапочек сунул, из пустоты, как из озера, вынырнула петушиная голова чуда-юдища. Потом появилась моя любимая морда – плоская с роговыми пластинами.
Я сел на кровати и уставился на гостя, захлебываясь от восторга.
– Привет счастливчику, – флегматично произнес фулопп. – Вижу, у тебя все получилось – и Утронию спас, и домой вернулся. Поздравляю.
– Спасибо! Но это тебя надо поблагодарить, без твоих монстров…
– Сила – всего лишь сила. Важно, кто и для чего ее использует, – ответил бывший царь утронских бестий.
– Может, тебе что-нибудь из нашего мира подогнать? Для коллекции? – неожиданно для себя предложил я.
– Разве что Висячие сады Семирамиды, – пошутил фулопп.
– Да, – кивнул я, подумав. – На Земле туго с волшебными артефактами.
– Я чего явился-то, – спохватился гость. – Тебе привет передают.
– Утронцы? – спросил я.
– Нет. – Петушиная голова уже исчезла, да и вторая уже почти скрылась, только глаз оставался виден и небольшой фрагмент морды. – Из других миров.
– Кто же?
– Артур – Первый Падший. Велел поздравить и спасибо сказать.
Морда фулоппа скрылась окончательно. Я сидел, смотрел туда, где он только что был, и хлопал глазами. Наверное, долго…
Перед восхождением на Эльбрус подготовка с инструктором заняла две недели. А потом – вперед и вверх! Не скажу, что было просто, но и не тяжелее, чем под кишками севра, на хребте бартайла или в окружении сотен стеклярусов.
Я сижу на камне, на Западной вершине Эльбруса. Сижу, любуюсь на синее небо. Очки снял, но сижу спиной к солнцу – а то «снежной слепоты» не избежать, слишком пронзительно снег блестит под лучами.
Я смотрю вдаль и думаю: чем не сказка? Почему легко поверить, что мир, в котором ужасные монстры и нестареющие красавицы, – сказочный, а Земля – нет? Только потому, что здесь все суровее? Потому, что раны за день не заживают, а выучив пару ругательств, невозможно перенестись за тридевять земель? Но кто сказал, что у сказки должны быть простые правила? Разные бывают сказки. Есть, например, такая: все сложности, которые нам в жизни выпадают, для того, чтобы мы развивались. Чтобы мы стали сильнее, мудрее, возвышеннее. Чтобы потом, в какой-то следующей жизни, это нам пригодилось, как мне пригодилась Утрония. Может быть, нынешнее воплощение на Земле, для той, новой жизни будет такой же Утронией? Сказкой, забытым сном, видением в коме. Такой же иллюзией. Вдруг это так – кто знает?
Разве эта красота вокруг могла появиться сама по себе? Разве это не чей-то вымысел?
Я сижу, смотрю на горные вершины, покрытые снегом, на родное, пронзительно-голубое небо, на мир, раскинувшийся подо мной.