Люмпен махнул рукой, показывая направление. Клюев озадачено исполнил его волю.
22. Амбарыч и богохульники
Тонко пел церковный хор.
Отец Серафим, в белом стихаре и тёмной скуфеечке, прохаживался у иконостаса и махал кадилом.
Паства, а именно два десятка старушек, истово крестилась и подпевала.
В храм вальяжно зашёл Нафаня, а с ним Горилла и Чеснок — мордовороты с косой саженью в плечах.
— Горилла, купи свечек, замаслю Господа. А ты, Чеснок, смотри старую доску. Как высмотришь — скажи мне.
Один мордоворот пошел направо и обрел свечек. Другой мордоворот пошел налево и не обрел ничего.
Нафаня без затей двинулся прямо, оттолкнув Марковну:
— С дороги, рухлядь! — Тотчас же мафиоза увидел перед собой, на стене у клироса, знакомый список. Довольная улыбка Нафани цвела до тех пор, пока на его плечо в албанском пиджаке не легла рука — здоровенная, с чистыми подстриженными ногтями.
— Мужик, ты совершил поступок не по совести! Марковна старше тебя в несколько раз! Надыть уважать старость! — внушительно молвил владелец руки. Им являлась широкоплечая, косматая и длиннобородая личность мужеского рода, с ясными очами. Из-за плеча личности выглядывала старуха, с любопытствующим лицом.
— Ага! Истинно! — подтвердила престарелая курица, ожесточенно крестясь.
Бандюг поискал встревоженными глазами братву, и, по ходу, заносчиво выкрикнул:
— Ты кто такой!?
— Я — Амбарыч. Церковный сторож. Извинись перед Марковной, не бери грех на душу!
Подрулили два орангутана, они же «братва».
— Нафаня. За меня поставь! — подал Горилла толстую пачку толстых свечек. Мафиоза облегченно пёрднул и взял пачку обеими руками.
— Нафаня, чё за хрен? — показал на Амбарыча Чеснок.
— Не ругайся в лоне Господа! — немедленно повернулся к мордоворотам сторож. — Я чувствую, мирного разговора у нас не выйдет… Поэтому прошу выйти отсель. На воздухе всё и обсудим.
Марковна безоглядно заспешила на улицу.