— Может, проще не ронять?
— Подзакон закона Мэрфи. Если на бутерброде есть масло, он упадет обязательно.
Слышавшие это уважительно посмотрели на Ивана Владимировича. А тот вгрызся в свое продуктовое сооружение, запивая какао из носика чайника, так как стоять в очереди за стаканами ему не хотелось.
— Варварство, — заметила, проходя с подносом, Любочка.
— Ам-ням-ням, — строя невинные глазки, ответил Иван.
Геннадий Андреевич ковырялся в запеканке, выкрашивая из нее изюмины. Душа его была не здесь.
— Лошадка!
Генаша уронил вилку и полез за ней под стол. Ванечка подавился какао.
Они встретились под столом: Генаша и Ируська.
— Дискотека, — сказала Ируська. Гена понял, что вытаскивать его отсюда будут, как гангстера из известной книжки, вперед ногами. А когда рыдающий над его гробом Ванечка спросит: «Какие были последние слова моего друга под столом?», Ирочка с полным на то основанием сможет произнести в слезах: «Мать, мать, мать…»
— Детка, — сказал музрук, заглядывая к ним. — Дяди кушают. Все равно без меня не начнется.
Ирочка взглянула на него узким, как прорезь прицела, взглядом, сплюнула сквозь щербатые зубы и коротко пригрозила:
— Укушу!
Знакомы они были три года. Так что сомневаться в серьезности Ируськиных намерений не приходилось.
Ванечка демонстративно медленно откусил свой бутерброд, показывая, что зубы у него тоже есть:
— Тогда дискотеки — не будет.
Свершилось чудо: Ируська отстала. Но это только чтобы коварно взять реванш после.
— Ггаждане, пгекгатите мучить кошку!
— Это не кошка, это я, — объявила Ирочка, снизу вверх глядя на начальника голубыми невинными глазами. — Я его люблю, и пусть не смеет с другими танцевать. А-а…
Вопль получился еще более душераздирающим. Не одна несчастная — целое стадо кошек голосило, перекрикивая Дэцла. Тому было до Ирочки расти и расти.